Три белых голубя кружат над рекой Иордан, над местом Крещения Христа. Представьте моё религиозное умиление и состояние. Представили?
И тут библейскую тишину абсолютно библейского места, нарушаемую только шорохом крыльев белых голубей (до сих пор мороз по коже), разрывают невероятно громкие и родные до боли позывные радио «Маяк». Ти-ра-ти-та-там, ти-ра-ти-та-таам. «Московское время шестнадцать часов». И тут же какие-то очень важные на тот момент российские новости полились над рекой Иордан. Над которой кружили три белоснежных голубя.
И я начинаю смеяться. Громко, не стесняясь. Такая радость меня охватила, не поверите. Я смеялась над собой, что нет бы мне ангел явился, а мне явилось радио «Маяк», смеялась над тем, что Родина со мной везде, и что именно в этом-то всё и чудо, что я сижу в Израиле, на берегу самой важной реки, за три тысячи вёрст от дома, одна себе странница, а тут раз, и не одна. Потому что вот здесь на этом берегу тоже «Не слышны в саду даже шорохи», понимаете?
Арабия мне уже после рассказала, что храм, напротив которого я сидела, — русский Герасимовский монастырь. И никакого чуда в том нет, что оттуда зазвучали позывные «Маяка».
Но это для неё не чудо. Она знала. А я нет. И для меня это было очень весёлое чудо и прекрасное переживание, которое я вспоминаю с большой радостью по сей день.
Нам, детям девяностых, чем только не пришлось промышлять, чтобы добывать хлеб свой насущный. Была у меня такая веха в жизни, когда я свои песни и басни совмещала с ресторанным бизнесом, небезуспешно, кстати.
Чего там только не случалось в те святые годы. Вспомнилось тут, посмеялась.
С бандитами особенно весело было. Приехали как-то лихие новосибирские ребятки гулять с непугаными нимфами в наши горные Алтай. Шашлыков-водки вагон заказали, пьют, на столах пляшут. Потом заскучали что-то, взгрустнулось.
И пошли они из пистолетов своих в небо палить, а рядом как раз достраивали туристическую базу простые парняги-рабочие. Услыхали это дело, думали, что заваруха какая-то. Война, допустим.
Выскочили с ломами и топорами, положили всю стрелковую бригаду на землю сырую, а одному, сгоряча, отрубили голову. Ну как отрубили, не до конца, она у него на какой-то ниточке болталась. Схватили простынь, башку к туловищу примотали и повезли в город, в больницу. Сто километров.
Довезли. Головёнку пришили. Живуч оказался боец.
К нам, как водится, прокуратура, милиция и т. д. Главный милиционер к нам уже как домой ездил, радовался встрече.
Подарил мне наручники и старый матюгальник, разгонять дебоши.