Впрочем, вскоре Смердов-старший помер, а Матвей, уже ставший Мэтью, окончил престижный университет и старался позабыть, что детство провел в столице Тартарии, а не какой-нибудь более успешной страны. Впрочем, окончательно порвать с Тартарией не удалось – она манила не как родина, но как вотчина. Из других мест деньги текли в руки Смюрдоффа как-то неохотно, и он словно проклятый возвращался туда, где каждая травинка ему казалась враждебной. Здесь он ненавидел все, но и понимал здесь тоже все.
Итак, Мэтью Смюрдофф вышел из автомобиля, окинул презрительным взглядом пейзаж, закашлялся от едкого дыма и быстро двинулся по длиннющей аллее к входу в особняк, внутри которого его уже ожидали. Дом поначалу поразил его, – такую красоту он редко встречал даже за рубежом – но финансист одернул себя и плюнул на землю. Дескать, и не такое видали.
У парадного входа Смюрдоффа встретила Надюша, – она же Надежда Михайловна Стреножина – раболепная помощница Чайкиной, положившая жизнь ради карьеры и готовая поднять свое толстое и рыхлое тело в любое время суток, лишь бы угодить начальнице. Надюша, привыкшая к тяжелому нраву Галины Андреевны, лебезила и заискивала перед финансистом, спрашивала про его впечатления и всячески старалась угодить. Тот отвечал односложно, но чаще просто кивал головой или игнорировал. Наконец, перед Мэтью открылись двери в просторную залу с мраморным полом, несколькими колоннами и круглым столом посередине.
– Хорошо устроились, Галина Андреевна, – заявил он сходу. – Во всей Тартарии сложно сыскать что-то лучше.
– Рада, что вам понравилось, – ответила Чайкина и мягко улыбнулась. – Сейчас подъедет нотариус, а пока позвольте я представлю гостей.
Помимо прочих, в зале было еще трое. Один – правозащитник Эдуард Клецка в прямоугольных очках и с вываливающимся животиком. Только вместо былой щетины были теперь отращены усы. Его Галина Андреевна пригласила сама, ради фона, дабы продемонстрировать зарубежному гостю свою просвещенность и цивилизованность. К тому же, этот старый приятель чиновницы, привыкший клянчить деньги на различных благотворительных банкетах, давно напрашивался на какое-нибудь мероприятие, где мог бы подыскать спонсора. Дело в том, что Клецка готовил очередной информационный проект, посвященный то ли жертвам вербальной агрессии, то ли правам растений.
Вторым человеком был Николай Свиристелов, столичный идеолог и журналист, не гнушавшийся роли ведущего. У него было свое собственное шоу, – одно из самых популярных в стране – в котором пропагандисты, эрзац-политики и прочий сброд подобного рода до хрипоты в голосе спорили на различные животрепещущие темы. Свиристелов – крепкий, неплохо сложенный человек с квадратным подбородком и короткой стрижкой – был одет в черные брюки и черную рубашку с запонками. Напросился он на встречу сам, – не без помощи влиятельных структур, разумеется – и Чайкина была не очень рада гостю, хотя вида и не показывала. У прозорливой чиновницы были все основания думать, что Свиристелов прибыл сюда в роли шпиона: конкуренция за власть и влияние в последнее время обострилась, и далеко не каждый мог рассчитывать на долю от свалочной нефти.