Свиристелов опустил к низу уголки губ, усмехнулся и опрокинул рюмку.
– Хороша, – прокомментировал. – Тогда я – журналист, политтехнолог.
– То есть вы лишь набор возможностей, функций и умений, которыми ограничивает вас профессия? Эдакая шестеренка в дьявольской машине общества? И только? Пейте и давайте последний вариант.
– Тогда я – человек и родина моя – весь мир, – произнес идеолог, довольно улыбаясь. – Угадал?
– Это еще что? – в край возмутился Радищев. – Сказать «я – человек» все равно что сказать «я – примат». Что значат столь абстрактные понятия человека и человечества? Единого человечества нет, но есть множество групп, борющихся друг с другом. А внутри них есть еще более малые группы и так далее до отдельного индивида. А глубже индивида копнешь, так и вовсе в метафизике, в архетипах увязнешь. Так что за словом «человек» можно скрыть все что угодно. Отвечая на вопрос «кто я?» стоит искать ту глубинную сущность, что делает вас человеком и личностью.
– И каков же тогда правильный ответ? – Свиристелов допил последнюю рюмку.
– Аз есмь сущий, – ответил бюст. – Вы есть существо, наделенное волей и причастное к этому миру. Вы не ограничиваетесь ни эмоциями, ни слепой рассудочностью. Вы не ограничены элементарными законами выгоды и рациональности. Вы есть существо, способное делать выбор и нести всю тяжесть его последствий, а не робот, связанный по рукам и ногам написанной кем-то программой. Вы – субъект!
– Это когда вы к таким выводам успели прийти, Александр Николаевич?
– Уж было время подумать. Вы бы тоже порой задумывались над тем, что делаете. Та же Тартария – это результат деятельности вполне конкретных людей, а не что-то данное раз и навсегда.
Свиристелов устало махнул рукой и понес рюмки с подносом, чтобы убрать в буфет. По пути упал, – настолько он был пьян – поднялся и хохотнул. Но убрав поднос, не закрыл дверцу, а достал оттуда странный бутылек, который заметил ранее. Пузырек был полон бесцветной жидкости неизвестного происхождения, а на дне его лежал какой-то ключ. Впрочем, не какой-то. Идеолог открыл крышку и попробовал вылить содержимое, но жидкость словно застревала в горлышке. «Одно из многочисленных умных устройств, которые препятствуют пролитию» – подумал Свиристелов, а вслух произнес:
– Что это за жидкость?
– Тоже водка. Но уже моя. Вам не рекомендуется, – ответил Радищев недовольно. – Лучше оставьте и проспитесь. Утром дом откроют ваши слуги.
– А что на дне? Что за ключик?
– Ключ от ада, я могу предположить.
– Знаете, я уже видел этот ключ. Он ведь открывает сейф Чайкиной. Сейф, в котором лежит один очень интересный документ, содержание которого хотел бы знать не я один, – сказал идеолог. – Мистические дела творятся в этом доме! Но ничего, мать меня с детства учила, что из всего можно извлечь выгоду. Тем более из сил стихии, слепых и безрассудных.