Три вытянутых прямоугольника бледного света за окном скользили вниз по зазубринам дымохода, темным крышам, карнизам. Девять длинных шагов по пушистому ковру — и он у своего кресла с изогнутой спинкой, стоявшего у окна слева. Он опустился в него, откинувшись на спинку. Вообразил, что ни один человек еще не чувствовал себя таким усталым и одиноким! Тихое сопение раздавалось на противоположной стороне комнаты, а напротив него виднелось полтора бледных прямоугольника. Это были отражения окон в зеркале, а сопел в углу кот Калтон. Хоть одна живая душа, как-никак! Возможно, в противоположном углу комнаты сидит и Сильвия — хочет посмотреть ему в глаза. Очень может быть! Но не важно!
Поток мыслей прервался! Как же он устал!
А когда мысли вновь вернулись к нему, в голове пронеслось: «Там волны тоскливо набегают на гальку...» и «На этих сомнительных границах мира!»
«Ну что за чепуха!» — подумалось ему. Он вспомнил пляж то ли в Кале, то ли в Дувре, какой-то человек с бакенбардами, кажется, его звали Арнольд... Все это он увидит через двадцать четыре часа... Нет же! Он отбывает от Ватерлоо. Стало быть, Саутгемптон, Гавр!.. А другие строки принадлежат тому мерзавцу, о котором Макмастер написал свою «небольшую монографию»... Как же давно это было!.. Он увидел кипу блестящих портфелей, надпись: «Полка зарезервирована», цветную — в розово-голубых оттенках — фотографию болонских песков и стопку листов, на которых была напечатана та самая «небольшая монография» Макмастера, которую он вычитывал... Как же давно это было! Он услышал собственный голос, который по-мужски твердо, четко и самодостаточно декларировал:
— Я за моногамию и целомудрие. И за то, чтобы не говорить об этом. Само собой, если мужчина чувствует себя мужчиной и его тянет к женщине, он волен провести с ней ночь.
Его голос — его собственный голос — звучал так, будто он говорил по телефону откуда-то издалека. Да, проклятие, именно так! Десять лет прошло...
Если мужчина чувствует себя мужчиной и его тянет к женщине... Проклятие, все не так! За десять лет он понял, что если мужчина порядочен... У него в голове возникло одновременно два поэтических фрагмента, они наложились друг на друга, как две мелодии в фуге: «Другие, может быть, обманывали девушек, нарушая данные им клятвы...»[58] и «И вот со мною рядом ты, коснуться бы руки».
Проклятие! Этот жестокий человек все наврал! Наши руки так и не встретились... Не верю, что пожимал ей руку... Не верю, что касался ее... хоть раз в своей жизни... Ни разу!.. Мы не пожимали руки... Кивок!.. Встреча и расставание!.. Англичане, они таковы... Но да! Она клала руку мне на плечи... На берегу!.. После такого короткого знакомства! Я тогда сказал себе... Но... мы наверстали упущенное. Или нет! Не наверстали!.. Искупили... как любит говорить Сильвия; и в тот момент мама умирала...