И тут в нем заговорил голос разума.
Но, возможно, дело в пьяном брате... Человек не обманывает девушку, когда в два часа ночи он вместе с ней ведет под руки пьяного моряка, у которого ноги заплетаются, по Кенсингтон-Хай-стрит.
«Заплетаются!» — вот подходящее слово. Заплетающиеся ноги!
Один раз парень вырвался из их рук и на поразительной скорости понесся по деревянному настилу широкой пустой улицы. Когда они его нагнали, он разглагольствовал под черными деревьями со своим оксфордским акцентом, обращаясь к неподвижному полицейскому:
— Благодаря вам Англия стала такой, какая она теперь! Вы бережете мир в наших домах! Вы спасаете нас от всяких неприятностей...
С Титженсом же он все время говорил голосом обычного моряка, грубым чужим голосом, безо всякого акцента!
В нем жили два человека. Дважды или трижды он спрашивал:
— Почему ты не поцелуешь девушку? Она хорошенькая, правда же? Бедный ты несчастный малый. Таким, как ты, не имеет права отказывать ни одна девушка! И это честно, разве нет?
Но даже в тот момент они еще не знали, что их ждет... Бывают некоторые жестокости...
Наконец они поймали четырехколесную повозку. Пьяный моряк сел рядом с кучером — он настоял на этом... Ее маленькое, белое, съежившееся лицо смотрело прямо вперед... Разговаривать было невозможно; повозку трясло на протяжении всего пути, и в какой-то момент тряска начала не на шутку пугать, и тогда парень взял поводья в свои руки... Старый кучер не протестовал, но им пришлось отдать ему все деньги из своих карманов, после того как они отвели Эдварда в темный дом...
В мыслях у Титженса пронеслись слова какой-то народной песенки: «Они пришли в отцовский дом, девчонка — юрк за дверь! А ну, поймай меня теперь».
Он тупо сказал на это:
— Быть может, к тому все и сводится...
Он стоял у входной двери, она смотрела на него печальным взглядом. Потом с дивана, на котором лежал ее брат, послышался храп: громкие, почти оглушительные звуки, словно смех неизвестных существ во мраке. Он развернулся и пошел по тропинке, а она — за ним.
— Наверное, это слишком... грязно... — с чувством проговорил он.
— Да, да... — согласилась она. — Мерзко... слишком... ох... интимно!
Потом, как ему помнилось, он сказал:
— Но... навечно...
— Но когда вы вернетесь... — второпях проговорила она. — Насовсем. И... Ох, как будто это публично... Я не знаю, — добавила она. — Должны ли мы?.. Я готова... Я с готовностью исполню все, о чем вы только не попросите.
— Но, разумеется... не под этой крышей, — сказал он, немного помолчав. И добавил: — Мы ведь... не из тех!