Слышу я, как растет трава.
Вижу я, как журчит ручей.
Принесла для лютни сова
Струны тонких лунных лучей.
Зазвенели листья травы
Огоньками крыльев стрекоз.
Не склонить уж мне головы
На подушку из алых роз.
Я шиповник в горсть соберу –
Снежно-белые лепестки.
Пусть поют они на ветру
Песню вечной моей тоски.
Только длиться не может грусть
Коль родился – значит, живи!
И окрашу я белый куст
В алый цвет надежд и любви.
По весне прорастет трава
Сквозь остатки сухих цветов.
Для любви найдутся слова
И закончится время снов.
Негромкий звучный голос менестреля плыл над поляной, улетая в чащу леса, и Раэна, подпевая на каждой строфе, только диву давалась – неужели это ее учитель способен, оказывается, так петь? Нет, видимо, не зря его звали Рунопевцем – и мелодия вроде простая, и стихи немудреные, а голос и интонации придавали им почти мистическую силу.
Аплодисменты, грянувшие, когда отзвучала последняя нота, показались громом с ясного неба.
- Тише! – чуть ли не хором воскликнули дриады. – Распускается!
Все уставились на поляну. Пока мастер Неар и Раэна пели, из пучка листьев вырос бутон на толстом шероховатом стебле. Он чуть покачивался на волнах музыки, а когда она смолкла, стал увеличиваться в размерах.
Зеленые чашелистики бутона дрогнули, выпуская наружу звездчатый цветок ярко-золотого цвета. Нежное теплое сияние окутало поляну.
- Начнем веселье! – звонко закричала дриада в желудевом ожерелье. – Песню! Песню!
Менестрель кивнул и снова ударил по струнам. А Раэна второй раз за сутки завела «Танец огня».
Дриадам и фэйри только того и было надо. Пестрой шумной толпой они вылетели на поляну и закружились в танце, время от времени взмывая в воздух – крылатые и бескрылые вместе. А когда волшебная мелодия смолкла, и менестрель заиграл третью, столь же живую и веселую, они кинулись к артистам, хватая их за руки и вовлекая в общий хоровод. Даже Таша, поставив корзинку с сыном под куст, подхватила дочку на руки и закружилась вместе со всеми.
Праздник закончился уже на рассвете. Несколько часов пролетели, как один миг. Ночная тьма поблекла, откуда-то потянуло сыростью и свежестью. Один за другим стали закрываться белые звездочки цветов, послышались робкие сонные голоса ранних птах. И только после этого артистам позволили уйти с поляны. Вдоль тропы из примул – теперь белых, а не розово-малиновых – они пустились в обратный путь.
- Вот странно, - рассуждала вслух Соэль. – Я пела всю ночь и танцевала, но мне совсем не хочется спать!
- А мы, - подхватил Тайн, - кувыркались и ходили на руках, но я совершенно не устал.