— Кислющий какой! Скорее бы поспели уже. Вкусные! А ждать еще недели две. Вот я и говорю, да-а, мыслитель ты, Колька. Про лемуров думаешь!
— А что? Не имею права? Че ты все подкалываешь меня?
— Да так, — Лерка обгрызала зелень, стараясь не прокусить белую, мягкую еще косточку. С детства пугали друг друга, что там внутри — синильная кислота. Кто его, знает, лучше не рисковать.
— Мне иногда, знаешь, хочется чего-то, чтоб не отсюда. А то у вас разговоры — или о телках или о машинах. Такие деловые все, аж плюнуть хочется.
— А разве это плохо, что деловые? Я думал, тебе нравится, когда деловые. Вон, Геныч, к примеру, — и Колька осторожно посмотрел на Леркин профиль.
— Ой, что ты мне суешь своего Геныча! Тоже мне, шишка на ровном месте!
Лерка размахнулась и швырнула в листву белую косточку. Отвернулась.
У Кольки упало сердце. Сердится. Нравится ей Геныч. А как по-другому? Красивый. Девки так думают почему-то. И — «табуретка» у него есть. Японский мопед, — яппонский городовой. Отец купил на день рождения. Теперь вообще от девок проходу нет — «Геныч, ах-ах, покатай!». Надьку он часто катает. И далеко. А Лерка раньше редко приезжала, а сейчас — каждые выходные, да еще на неделе пару раз. Иногда ночевать у бабки остается. На море ходят, в степь. Все вместе. Вот если б вдвоем…
Колька зажмурился, представив — он и Лерка в степи. И видно, что вокруг — на километры никого. Уже ковыль цветет в Широкой балке. Он и сидит здесь с ней — позвать хотел. Но боится, она согласится и назовет народу. И пойдут, как осенью тогда за грибами на дюны в лесопосадки. Человек пятнадцать собралось, сухаря набрали два ящика, потом понапились все. Сонька рыгала два часа, Колька с ней дурак-дураком провозился — зеленая вся, свитер воняет, потом ушла в кусты ссать и упала — подняться не может, ревет. Стыдно ей, видите ли, щеки грязью измазала, слезы текут, все жаловалась, что Геныч ее не любит. Колька тогда аж присел от удивления. Отличница, блин, а тоже в Геныча влюбилась, и не знал никто. Теперь вот, Лерка.
Колька снова поглядел на щеку в золотистом пушке, на вздернутую верхнюю губу, на обиженно припухшую нижнюю. Переживает. Блин.
— Антананариву, — сказал громко. Помолчал и добавил:
— Анцирабе. Мурундава…
Лерка повернулась. Смотрела внимательно и удивленно. Губы приоткрылись, показав влажные зубы. С левой стороны в промежутке верхних зубов остался маленький кусочек зеленой мякоти.
— Там растут огромные баобабы, — мрачно поведал Колька, — они похожи на толстяков с раскинутыми руками.
По спине его полз холодок.