— Нам сюда. Девочки уже закрылись, но нас ждут. Вернее, оставили бабушку-смотрителя, будет смотреть, чтоб мы не увели.
— Картину? — удивилась Шанелька, поднимаясь по мраморной недлинной лестнице на второй этаж. На стенах вдоль перил были развешаны полотна, исчирканные стремительной кистью. Будто летели куда-то.
— Ну, — Азанчеев рассмеялся, — увидите сейчас.
Шаги прошелестели по лестнице, считая ее последние ступени, разлетелись шепотным эхом по залу с невысоким потолком и круглыми, почти чердачными окошками.
— О, — сказала Шанелька, оглядываясь, — о!
Крис повернула ее, заботливо подталкивая к первой картине у лестницы:
— Начнем?
На стенах жили коты. Рыжие, черные, белые и полосатые, увенчанные усами и усищами, несли знаменами хвосты или скручивали их кренделями. Были не нарисованы, а скорее — мазаны, яркими почти детской смелости мазками кисти. Таращили желтые и зеленые глаза. Лежали на подоконниках, вылизывая лапы, сидели у ног сдобных красавиц и на коленях печальных мужичков, прыгали с крыши дома на крышу соседнего, летя в небе, усыпанном звездами и украшенном ваточными облачками.
— Собрание наивного искусства, коллекция — собственность галереи. Коты, — пояснил Азанчеев, медленно передвигаясь следом за спутницами и глядя больше на них, чем на картины.
— Нравится?
— Что? Да, — рассеянно отозвалась Шанелька, — прекрасные какие. Смешные. А вот Пушкин!
— Там еще Леннон с гитарой, весь в котах, — позвала ее Крис, — вот жалость какая, почему крысиков рисуют меньше? Нет, их много рисуют, но такой коллекции нет. Я бы себе…
— Вот! — Шанелька встала перед небольшим полотном, на котором иссиня-черный атласный кот сидел, прижимая к животу рыбу. Рыба улыбалась, изогнув хвост. «Дружба» — гласила надпись на толстом боку в цветной чешуе.
— Вот! Это же Темучин, как он есть!
— На баклажан похож, — сообщил за ее спиной Азанчеев.
— А он и есть баклажан, — согласилась Крис, — я тебе кину пару картинок, снимала летом. Похож, правда.
— Его хочу. То есть, картину эту хочу. — Шанелька огляделась, вздыхая, — а еще эту, где рыжий с красавицей, и эту, с полосатым хором на ветках. И во-он…
— В тебе спал коллекционер, — засмеялась Крис.
Азанчеев поднял палец:
— Вот для этого и бдит бабушка-смотритель. Чтоб не вынесли котиков, не помня себя. Шанель, вы как, сумеете выбрать одну картину? Я позже попробую договориться.
— С баклажаном, — поспешно сказала та, но снова стала оглядываться. Из круглых окошек падал вечерний, уже полный цветного электричества свет, и смешивался с неярким внутренним светом, не трогая картин, каждая из которых была подсвечена своими тайными лампочками.