До дому добралась к рассвету. Рубаху сразу в корзину с грязным заныкала, чтоб не попало, – всё равно мне ее и стирать. А Елька с Зимкой обманули – когда принесла им горсть земли, разоржались мне в лицо и сказали, что я ее за хлевом нарыла. И что с такими, как я, не дружат. Такие – для другого… Мне тогда было восемь.
Я уже почти вышла на знакомую поляну близ опушки, когда, переходя пригорок, столкнулась нос к носу с собиравшей травы женщиной. Сначала испугалась – странная, на деревенских не похожа. Потом вспомнила, что видела ее раньше, хоть и по-другому одетую – не в штанах с сапогами и с завязанными платком волосами, а как все – в юбке и с косами. Ее уважали и побаивались. И имя у нее было чудное, на обычные Панька или Шимка не похожее – Тирнари. Рассказывали, что приехала она из большого города. Почему ей приглянулась такая глушь – никто не знал, предполагали разное. Кто говорил, что её муж за чернокнижие выгнал, кто – что она от кого-то прячется. Шинкарь предположил, что она книгу пишет – мол, он самолично знахарку с пером над листом бумаги застал, – но его засмеяли: кто и где видел грамотную бабу?
Струхнув, попробовала юркнуть за толстую ель, но Тирнари жестом как приморозила меня к земле.
– Ты Мирка, сирота, правильно? Живешь у Сибира? – голос был низким, требовательным. Глаза не серые, как у всех в деревне, и не карие, как у меня, а зеленые, с черными ресницами, смотрят в упор, не смущаясь.
Застеснялась я. Уставилась в землю, еле головой кивнула.
– Иди сюда, покажу, что искать надо. Пойдешь со мной. С твоим хозяином я вечером сама потолкую.
Я испугалась – ведь послали меня в лес за земляникой. А если не наберу, таких плюх надают, что неделю голова кругом идти будет. Тирнари как мысли прочла, усмехнулась:
– Не бойся. Если ты мне не сгодишься, отпущу через час. Тогда успеешь набрать свои ягоды. А если подойдешь, Сибир тебе уже ничего не сделает. Запоминай, что искать надо! Гриб на стволах берез – чагу – знаешь?
Я кивнула.
– Вороний глаз наверняка тоже знаешь. Теперь смотри внимательно – мох нужен. Вот такой, голубой. Он редкий. Найдешь – все не рви, ощипывай так, чтобы снова отрос. А место, если можешь, запомни. Вот еще солнцецвет и царь-корень – знаешь такие? Нет? Смотри сюда – вдругорядь объяснять не стану.
За час я сумела сыскать две больших чаги, куртинку редкого мха и царь-корень, по моему мнению, походивший на хилую рябину-недоросток. Тирнари одобрительно кивнула головой, замотанной в синий платок до бровей:
– Хорошо!
Еще через час она дала мне кусок свежего хлеба, на котором лежала ветка укропа и – жуткая невидаль и дивное лакомство! – кусок куриного белого мяса. Я выпучила глаза и начала кланяться. Тирнари рассмеялась, но как-то невесело.