— Любой из вас, кто прикоснётся к моей возлюбленной, как в прошлый раз, — говорит он на их шипение, — будет изгнан.
Удивительно, но это сработало, и их шипение стихло. Когда Дес отходит, я многозначительно на него смотрю. Страшные дети, даже жуткие, всё же дети.
В его глазах появляется сталь.
Хорошо. Значит изгнание.
Кто-то из детей косо наблюдает за Десом, а кто-то пристально изучает меня. Я приседаю перед близко стоящим ребёнком, девочкой с огненно-рыжими волосами, и внимательно рассматриваю её. Она совсем не похожа на Карнона, за исключением клыков, которые у неё для того, чтобы пить кровь.
— У рабов плохая жизнь, — говорит она.
Рабы, официальный статус слоя населения, живущего в Потустороннем мире. Когда-нибудь слышали истории о том, как феи меняли человеческих младенцев на своих подкидышей? Когда-нибудь задумывались, что случилось с этими человеческими детьми? Рабство — вот что. Некоторое время назад Ночное Царство сочло подобную практику незаконной, но другие Царства ещё практикуют.
— Почему ты так говоришь? — спрашиваю я девочку, пытаясь скрыть свой страх.
— Они грязные, слабые и уродливые, — говорит мальчик рядом с ней.
Я остро осознаю то, что в глазах этих детей я одна из рабынь, которых они унижают.
Периферийным зрением я вижу, как по стенам комнаты ползут тени, явный признак растущего гнева Десмонда. Я перевожу внимание на мальчика.
— Кто сказал тебе это?
— Мой отец, — отвечает он. На губах его расцветает хитрая улыбка. — Он придёт за тобой.
Выпрямившись, я делаю шаг назад и не свожу глаз с его лица. Я слышу, как кровь стучит в ушах.
Это всего лишь слова. Они ничего не значат.
Но костями чувствую обратное. И инстинкты об этом вопят. Как и тот тихий голосок на задворках разума. Они все говорят мне о том, чего бы я ни боялась в тот момент, когда очнулась от кошмара — это не конец.
Я чувствую, как Дес обнимает меня за талию и уводит от детей, что я неосознанно позволяю, но не свожу глаз с мальчика. Он и остальные дети провожают нас взглядами, и я отчётливо понимаю, что они смотрят на меня, как хищник на добычу. Наконец, я отворачиваюсь, прямиком иду на выход и начинаю дрожать. Абсурд какой-то, что бы ребёнок смог меня так напугать. Мы с Десом уже у двери слышим голос мальчика.
— Это тёмные времена.
Мои крылья вздымаются вверх от напряжения, и, слава Богу, во дворце огромные двери, иначе мне бы пришлось с трудом протискиваться через проход с моими громоздкими крыльями.
Как только дверь закрывается, я судорожно вдыхаю. Как мальчик мог сказать подобную фразу? Те же слова, которые нашёптывали мне, сквозь воздух, спящие женщины, когда я посещала их несколькими неделями раньше.