— …каждый борется за пограничье, которое, по их мнению, принадлежит им, хотя Великая Мать и Отец говорили о земле, море и небе, принадлежащим всем существам. В сердцах этих существ зародилась жадность, и росла с каждым прожитым днём.
Скучный текст оживил голос Деса. Одну за другой Торговец берёт книги и читает с различными акцентами — иногда ирландским, иногда русским, то с немецким, то с французским, а одну книгу — к моему полнейшему изумлению — читает с калифорнийским говором тусовщицы.
Дес оказался прав — некоторым книгам, написанным позже, не нужно причудливое повествование, они намного интереснее предыдущих.
Из поздних томов я узнала, что у отца Короля Дня был гарем из людей, и то, что он стал отцом Януса — нынешнего Короля Дня — и его, покойного, брата-близнеца Ялиуса считалось чудом.
А ещё узнала, что Мара Вердана, Королева Флоры, не была наследницей, ею считалась её старшая сестра Талия. Однако, не успев взойти на трон, Талия влюбилась в странствующего чародея, выдающего себя за менестреля. Он околдовал её, заставив поверить, что они пара, и она с радостью отдала ему большую часть своей силы. Тогда чуть не развалилось Царство. В конце концов, чародей был казнен, а Талия, так и не оправившись от душевной боли, убила себя своим же мечом.
Я напрягаюсь, когда Дес переходит на рассказы о Царстве Фауны, а точнее, к Карнону, который, по словам автора, был «мягкосердечным» юношей.
— В Царстве воцарился страх. Из добрых душ выходят плохие правители, особенно в царстве зверей, — читает Дес. Я рассеяно поглаживаю большим пальцем чешую. — Но Карнону удалось сочетать в себе и мягкость и силу. Он походил на медведя, который мог сюсюкаться с молодняком, но держать в страхе чужих. Под его руководством в царстве воцарилась истинная гармония, и прекратились войны, которые велись несколько столетий.
Дес закрывает книгу, а я перевожу взгляд с него на фолиант и обратно.
— Подожди, — говорю я. — И это всё? Ни слова о безумии?
— Он совсем недавно обезумел, и в старом фолианте о таком не говорилось.
— Как они могли считать его мягким правителем? — спрашиваю я. Он насиловал и заключал в тюрьму женщин.
— Калли, — тихо замечает Дес, — мы оба знаем, что монстрами не рождаются, а становятся.
Я понимаю, что это правда, но для меня она горька.
— В истории он должен быть таким, каким был. — Я ковыряю одну из чешуек, слова книги врезаются в голову.
— Так и будет.
Гнев немного стихает после слов Деса, но я не могу выбросить из головы образ безумных глаз Карнона.
«Красивая, красивая птичка», — его голос эхом разносится в голове.