Он улыбнулся, поскольку они молча одновременно развернулись и направились в обратную сторону. Он в очередной раз проигнорировал протокол и все же положил ее руку на сгиб своей руки.
— И каковы же были эти вещи? — спросил он, внимательно вслушиваясь в каждое ее слово, которое она произносила, ее голос напоминал ему теплый мед на кончике языка, а стоило ее губам задвигаться, так это был зов сирены для его нижних отделов тела.
— Одежда — это очевидно, конечно, мне пришлось адаптироваться к этому, пока я была в Марокко, и это вызывало у меня желание освободиться, получить ту свободу в одежде, которую я могла позволить себе дома. Меня никогда никто не ограничивал, кроме тех обязанностей, которые сейчас возложены на меня. Мне был двадцать один и я не осознавала всю ту свободу, которую имела.
— Да. Американцы говорят о своей свободе, словно выступают с речью на выборах, но я всегда думал, что самые невероятные свободы в этой стране не были столь очевидными. Например, носить одежду ту, которую хочешь, устроиться на работу, которая тебе нравится, жить там, где хочется — это все нельзя сделать в египетской культуре, и как только ты пробуешь эти свободы здесь, трудно вернуться к тем ограничениям.
Он сразу же почувствовал чувство вины, появившееся у него в груди. Он старался не думать о таких вещах, даже про себя, а не то, что произнести их вслух, да еще лидеру иностранного государства.
— Сожалею, — тут же ответила она, прокашлявшись. — Это было неуместно. Наши страны разные, и равноценны в своих собственных правах.
Она слегка коснулась его руки, когда они подошли к выходу из сада.
— Камаль? Это нормально. Вы глубоко любить свою страну. По крайней мере, из вашего рассказа, я поняла все именно так.
— Спасибо, — он повернул голову в ее сторону.
Она не убрала руку, и он пожелал, чтобы она никогда ее не убирала. Он внимательно разглядывал ее, поскольку она была достаточно близко, и увидел ее черные ресницы, как они порхали над ее ярко-голубыми глазами, открывая и закрывая ее душу.
— Я думаю, — негромко произнесла она, удерживая его взгляд, — что пока мы — Камаль и Джессика, то можем дискуссировать на разные темы. Посол и президент ведут несколько другие беседы, но мы можем их оставить для Овального кабинета, да?
Она смотрела на него почти с надеждой. И его одинокая часть потянулась к надежде в ее глазах, и прицепилась к этой надежде с такой силой, что он понял, сопротивление было бесполезно. Он взял ее маленькую, мягкую ручку, и ее глаза резко переметнулись на их сцепленные руки, как будто она забыла, что касалась его. Медленно он поднял ее руку к губам и поцеловал кончики ее пальцев долгим поцелуем. Она тихо ахнула, но руку не убрала.