— Виталя, — с тем же нажимом произнесла она.
— Что? Я тебя понял. — Убрал руку. — Ты сейчас как никогда убедительна. Вся затраханная и облизанная после сегодняшней ночи. И еще без трусиков. — Вытащил из кармана джинсов ее розовые трусики.
Машка с молчаливым возмущением выхватила их из его руки.
— Отвернись!
— Ага, конечно, — усмехнулся он, не без удовольствия наблюдая, как она быстро надела трусики, поправила платье и уселась на место. — Серьезно. Вот именно сейчас я наконец верю, что тебе ничего не нужно, и ты ничего не хочешь. До этого еще сомневался, а сейчас прям верю. — Вздохнул с притворной усталостью. — Маня, вот что ты мне мозги крошишь? Они у меня и так свернуты, тебе там делать нечего. Зря стараешься, устанешь только.
— Я хочу, чтобы ты меня понял.
— Я понял. Но какой ты ждешь от меня ответ? Что больше не подойду к тебе, что ты меня враз перестала интересовать и с этой минуты я тебя больше не хочу? Я, знаешь ли, с кем попало барбарисы не копаю.
Она напряженно рассмеялась:
— Да, примерно это я жажду от тебя услышать. Что ты больше ко мне не подойдешь.
— Маня, расслабься. Свет в конце тоннеля точно есть, верь мне на слово, я там был. Сегодня ты не хочешь отношений, завтра захочешь. Не нагоняй напряжение там, где оно вообще не нужно.
— Угу, как с душем…
— Ну и нормально все в душе получилось.
— Ты правда думаешь, я лукавлю? Цену себе набиваю?
Виталий замолчал, словно раздумывал, лукавит ли она.
— Нет, не лукавишь. Ошибаешься. Но ты же не доктор, ты цветочница. Имеешь право на ошибку. Даже на две ошибки. Пройдет еще немного времени, и ты перестанешь сопротивляться.
— Неделя всего… как… встречаемся, — скрипя зубами подбирала слова, — или общаемся… не знаю, как это назвать. Я не могу так быстро перестроиться.
— Я ж говорю идем не в ногу. Это ты со мной неделю встречаешься, а я с тобой уже больше трех месяцев.
Маша шумно и раздраженно выдохнула, отстранилась от стола, словно пытаясь увеличить расстояние между собой и Виталием, схватила бокал с мартини и сделала большой глоток. Потом еще один.
Бажин довольно улыбнулся.
И с этой же улыбкой он сказал:
— Никогда не продавайся за золото с камешками. А то я перестану верить во все человеческое и вообще в людей. Я и так уже почти перестал.
— Почему перестал?
— Потому что живу среди животных. Среди лживых продажных тварей. В мире, где каждая первая тупая овца считает себя волком, а каждый второй волк прикидывается доброй овцой. Не продавайся никогда и ни за что. А тем, кто будет пытаться тебя купить, смело плюй в рожу.
Во второй половине дня Александрова наконец вырвалась домой. Спокойно отдохнуть, конечно, ей не дали. Кто бы сомневался. Только приготовилась залезть в мягкую постель, в дверь позвонили. Звонок привычно напряг: а вдруг это Костя? Но за дверью ждали неугомонные подружки.