Комплекс черт диалектной зоны центра (Захарова, Орлова, 1970, с. 67—69), объединенный общей ритмико-интонационной структурой слова, существенен для всех говоров, входящих в ее территорию — акающих (московских, егорьевских) и окающих (владимирских, тверских, муромских и нижненовгородских). Он свидетельствует о их единой былой основе и о том, что они получили свое своеобразие именно в говорах на территории центральной диалектной зоны.
Данные говоров центральной диалектной зоны в отношении судьбы *е̌ и *е особенно важны, потому что позволяют включить в рассмотрение предударный вокализм владимирско-поволжских говоров, который оказался полностью подобен ударенному, благодаря сильному положению его предударного слога[3]. В нем точно повторялись фонетические преобразования *е̌ и *е ударенного слога, демонстрируя единство и однозначность исторических процессов в современных акающих и окающих говорах данной зоны. Все эти говоры свидетельствуют, что в них в определенное историческое время действовал один и тот же фонетический закон перехода [е] из *е, *ь в [ʼо] перед твердой согласной. В результате этого на месте *е стали произноситься не один, а два гласных в зависимости от положения перед t или tʼ: tʼ>йot и tʼ>йetʼ. Гласный [>й͡о] перед t впоследствии стал [ʼо] фонемы ⟨о⟩, а гласный [>й͡е] перед tʼ сблизился с [>й͡е] на месте *е̌ и перестал быть самостоятельно фонематически значимым.
Фонетический закон перехода [е] > [ʼо] был очень точно определен фонетическими позициями — только перед исконно твердой согласной, только [е] из *е, но не из *е̌, и только в слоге сильного положения. Поэтому в современных говорах центра он прослеживается очень отчетливо в московских говорах под ударением, во владимирско-поволжских — под ударением и в первом предударном слоге. Согласно этому закону перед твердой согласной в московском говоре на месте *е̌ и *е стали произноситься гласные, которым не нужно было различаться при помощи мягкости—твердости предшествующего согласного (Васильев, 1905), т. е. гласные типа [ʼе] и [ʼо], которые в будущем станут фонемами ⟨е⟩ и ⟨о⟩. Таким образом, проблема «монофтонгизации дифтонгов» на месте двух фонем е снималась в этих говорах сама собой.
Кроме этого, если в прошлом в сильном слоге происходили одни и те же фонетические изменения, независимо от ударения, то значит было не верно господствующее представление о двух этапах утраты ѣ в московском языке — сначала в безударном положении, потом под ударением (Филиппова, 1982; Обнорский, 1947; Сидоров, 1965), — что могло объясняться, возможно, особенностями и правилами письма, таким образом отражающими явления устного языка, в котором (т. е. в московском говоре) предударный слог стал уже не сильным.