Он протискивается мимо брата и идет за мной. Секундное замешательство – его хватает, чтобы мы оба, я и Зануда, сделали еще пару шагов вперед.
Женщина что-то шепчет, и над ней серое зарево смерти растягивает блестящий, ярко-красный рот. Женщина не боится – её руки сжаты в кулаки, её спина прямая и нос гордо тащит вверх хрупкое тело.
– Что там у вас творится? – кричит Куцый.
Я делаю шаг за шагом, за мной Зануда – слышу его дыхание за своей спиной.
– Вобла!
И вдруг! Реальность вспыхивает Красными! Сотня, две сотни, они – вокруг нас, они появляются из ниоткуда и только теперь я понимаю – они все время были здесь. Они окружают женщину и гибкого, они склоняют колени и замирают, они навострили лица, они пригнули спины, и их руки вцепились в мертвый бетон – они смотрят, они внимают каждому слову этих двоих, ловят каждое движение женщины и жидкого стекла с огромной пастью. Их красные бесформенные тела окружили две фигуры – женщину и гибкое живое. Я и Зануда – мы стоим в кольце Красных, в нескольких метрах от странной пары, и смотрим. Где-то на заднем плане крики – наши имена летают в воздухе.
– Ты видишь это? – спрашиваю я у Зануды.
Он молча кивает.
Эта женщина и этот гибкий – нет никого ближе. Этой близости миллиарды веков, сотни световых лет и одна жизнь. Эта близость искрит болью, горит пламенем – она истощает женщину и дает силу гибкому. У этой близости нет срока давности, но есть исток – начало.
А в следующий миг гибкий поворачивается и смотрит прямо на меня, и я вижу – его глаза слепы. Но он видит все!
– Ева… – и огромный красный рот искривляется в хищной улыбке, обнажая огромные зубы.
– ВОБЛА! ЗАНУДА! БЕГИТЕ! БЕГИТЕ!!! – орет кто-то.
Красные поворачивают к нам пустые лица, женщина с ужасом смотрит на нас, а серо-красный клацает огромными зубами.
Клац!
Красные бросаются разом. Нас накрывает красной волной, сбивает с ног. Слышу пронзительный крик Зануды, чувствую вспышки боли по всему телу – они сливаются, они превращают мое тело в сплошную агонию.
А потом тьма обрушивается на меня, и уже ничего нет.
***
Тысячи, сотни тысяч, миллиарды осколков – они висят в темноте, кружась и сверкая. Темнота отражается в них и разбивается на искры света, цвета и движения. Это безумие преломления и оно так же прекрасно, как рождение. Я – внутри и снаружи, я – везде, и в то же время меня нет. Но я вижу искрящиеся осколки, и меня переполняет жизнь – я её чувствую каждой клеточкой тела, которого никогда не существовало. Этот блеск завораживает меня – прекрасно, восхитительно, совершенно неповторимо. Каждый луч света, выходящий из призм осколков – острая бритва и она беспощадно скользит по мне, разрезая несуществующее тело на крохотные останки небытия. И там, где не было ничего, рождается смерть. Вспыхивает пламенем боли и становится жизнью – тонкой линией кардиограммы бьющегося сердца. Она летит сквозь материю и время, она пытается выжить и всеми силами тянется к свету, которого нет, но осколки… они догоняют, режут, чтобы не осталось ничего, кроме огромного, всеобъемлющего и невыносимого чувства вины.