Аромат апельсина обволакивает настолько густо, что от него щиплет глаза. Наилий смотрит в одну точку где-то между нами. Выражение лица застывает коркой льда, кулаков генерал не разжимает, не тянется к посоху или бластеру. Мгновения тают в вязкой тишине. Если не убил сразу, может быть, все обойдется?
— Капитан Назо, на пару слов.
Голос генерала напитан яростью, дрожь волной идет по телу. Сквозняк стелется по моим ногам первым предвестником бури.
— Есть, — отвечает Публий и качается вперед, а меня будто в спину толкают.
Подхватывают порывы ураганного ветра чужого гнева и тянут в эпицентр. В черную бездну военной формы с золотыми проблесками генеральских погон.
— Наилий, я все объясню!
— Конечно, объяснишь. Потом, — он останавливает обманчиво тихим голосом, разбивая мой порыв вдребезги.
От презрения во взгляде дурно. Стою в одном шаге, а кажется, что за бронированным стеклом.
— Одевайся, — ядом сцеживает генерал и отворачивается.
Ныряет под полог первым, а за ним Публий.
«Одевайся», — эхом повторяет кто-то из духов. Сожаление топит десятками вопросов. Как я умудрилась заснуть в одной рубашке? Чем думала, на что надеялась? Крики слышали все санитары, а потом разнесли новость про истеричного генеральского сына по общим чатам. И Публий мог подтвердить, если успел рассказать про нервный срыв. А я спала в реанимации под боком у полураздетого хирурга и ни о чем не думала. Бездна, что с ним сделает Наилий?!
Бросаюсь к пологу, уже на бегу понимая, что зря. Даже если влезу между ними под удары посоха, генерала это не остановит. Отодвинет меня в сторону, как досадную помеху, и продолжит.
— Был с ней? — зло спрашивает Наилий по ту сторону плотной ткани, застегнутой теперь лишь наполовину.
— Нет.
Забывая про швы, сжимаю правую руку в кулак, надевая рубашку. Боль режет лезвием скальпеля, через перчатку проступают капли крови.
— Что она тогда делает голая в реанимации? Откуда раны?
— Я порезал, — неправдоподобно спокойно отвечает Публий, — и сам зашил. Дэлия духа в меня подселила, он вышел из-под контроля.
Не верю, что я это слышу. Через боль натягиваю штанины комбинезона, стараясь не стонать. Проклинаю молчание Наилия, непрозрачный полог, раненую руку, зеленую привязку, Леха, болтливых санитаров, себя, еще раз себя.
— Я должен в это поверить? — холодно спрашивает генерал, и мне чудится стук подошв ботинок по выстланной брезентом земле. Шелест раздвигаемого в боевое положение посоха, писк заряда бластера. С ума схожу.
— Мы в шоке были оба. Я закрыл ее здесь, чтобы выспалась без лишних вопросов от бойцов.