— Разделся и рядом лег?
— Да, — твердо и резко отвечает Публий, — она задыхалась ночью. Не веришь мне — данные монитора посмотри. В такой истерике, о какой близости вообще могла идти речь?
Тяну молнию комбинезона под горло, раненая ладонь горит и пульсирует. Ботинки одеваю, не застегивая липучки и еле успеваю отойти от полога. Наилий дергает его вверх, чуть не срывая с ткани молнию.
Выходи, планы меняются.
Наклоняю голову и на мгновение ныряю в темноту. Глупо вот так распластаться, но слабость не спрашивает разрешения. Касаюсь пальцами пола, а генерал хватает за плечо, не давая упасть.
— В резиденцию поедешь.
Яркой вспышкой загорается лампа, ослепляя. Прикрываю ладонью глаза, не понимая, что происходит, и жалобно бормочу:
— С тобой вместе?
— С водителем, — выцеживает генерал и дергает к выходу из оперблока. Упираюсь, рискуя запнуться и снова упасть, беспомощно оглядываюсь на капитана, замершего со сложенными за спиной руками. Публий бледнее стен, но высоко держит голову. Меня с глаз долой, а с ним как?
— Подожди, зачем в резиденцию? — спрашиваю, пытаясь вырвать руку из железных пальцев Наилия. — Остановись, пожалуйста…
— В казарму к санитарам собралась? — рычит Наилий, грубо разворачивая лицом к себе. — Солдатня приятнее меня?
Обдает жарким дыханием с примесью гнева. Под взглядом сжимаюсь в комок, чувствуя себя самой маленькой и ничтожной на планете. Почему не ударил? Зачем вообще куда-то тащит? Облизываю пересохшие губы и зажмуриваюсь, как перед прыжком в ледяную воду.
— Ты в особняке, я в резиденции, — шепчу тихо, сама едва слышу, — что я буду делать там без тебя?
— Работать, — генерал отпускает меня и достает планшет. Сам кладет девайс в карман моего комбинезона, — Флавий прислал тебе сто анкет, как просила. Сиди и читай. А теперь на выход! Маску надень.
Прячусь за черной тканью маски и иду за генералом через все переходы мимо сонных санитаров и любопытных дежурных. Снаружи черной скалой посреди поля торчит военный внедорожник. Наилий следит, как я забираюсь на заднее сидение, и подходит к водителю.
— Нурий, отвезешь рядового Тиберия в первую резиденцию и вернешься обратно.
— Есть, — кивает лейтенант и запускает двигатель.
Машина срывается с места, разрезая синеву сумерек желтым светом фар. Сидеть спокойно не могу, складываю ногу на ногу, закрываю лицо рукой. Водитель бросает в меня взгляды через зеркало заднего вида, но молчит. Дисциплинированный до той степени, что возит генерала и его тайны в машине.
Мысли мечутся от одной проблемы к другой, но постоянно возвращаются к Публию. Всю генеральскую ярость на себя принял, будто под поезд бросился, не сомневаясь ни мгновения. А я струсила. Собиралась поддерживать Наилия в кризисе, и на первой же вспышке чуть под койку не забилась от страха. Мужчины разговаривали с достоинством офицеров цзы’дарийской армии, сдерживая гнев и выбирая слова. Где был мой разум и моя сила, когда беспомощно лепетала и не понимала, о чем просить? Еду в теплой машине на мягком сидении, а Публий остался объясняться с Наилием. Бездна, когда все настолько вышло из-под контроля, что обернулось катастрофой?