— Мне кажется, что ваша маменька не одобрит этот комок шерсти в своем доме, — сказала Марфа. — К тому же, нам уже давно пора возвращаться!
— А я думаю, что я смогу уговорить ее! — произнесла Аня. — Но насчет возвращаться, ты права… Простите Владимир, я обещала маменьке быть к полудню, и если задержусь, она забеспокоится.
— Я вас прекрасно понимаю, сударыня, — кивнул Владимир. — Не смею больше задерживать.
— Вы и не задерживали меня, — улыбнулась Аня. — Это была моя инициатива… Марфа, возьми у месье Волкова этого чудесного зверька и помести его в нашу корзину для пикника.
Крепостная повиновалась и, забрав у Владимира зайца, поспешила выполнить поручение хозяйки. Волков же, отдав зверя, запрыгнул на белого жеребца и напоследок, улыбнувшись девушке, произнес:
— Au revoir[10], Анет, мне было приятно увидеть вас вновь, надеюсь, этот заяц будет вам напоминанием обо мне.
— Всенепременно, Владимир. И обещайте мне, что завтра вы придете на мой день рождения?!
— Конечно! Как я могу упустить подобное событие. А теперь au revoir! — сказал Владимир и, ударив коня, поскакал вдаль через сухое поле к лесной тропинке.
Глава 7. Перекрещенные шпаги
Далеко за полдень Владимир Волков возвратился в поместье. Голодный, уставший и без добычи, но зато осчастливленный обществом Ани. Молодая прелестница явно начинала ему нравиться; она была юна, обворожительно красива, неопытна и еще столь наивна, что это просто очаровывало. Всю обратную дорогу ее большие, черные, как два уголька глаза не давали Владимиру покоя, он то и дело возвращался к ее миленькому личику и длинным черным локонам, развевающимся на ветру, что эти мысли даже начали его тревожить.
«Неужели я начинаю в нее влюбляться? — с тревогой в сердце подумал Владимир. — Нет, нет, я не должен этого делать. Она принадлежит другому. Хотя принадлежит, это все-таки громко сказано. Но этот другой мой друг!.. Но все-же она так обворожительно прекрасна… Нет, нет, даже и не думай об этом!»
Но все же мысли об Ане отбить оказалось не так-то просто, и они продолжили его преследовать. В таком необычном для себя состоянии, полный сомнений и противоречий он въехал во двор поместья, ни на что не обращая внимания и ни с кем не заговаривая, повел своего коня в стойло.
В конюшне никого не было, но дверь оказалась не заперта. Владимир вошел, ведя жеребца следом, и пошел мимо закрытых лошадиных денников в поисках свободного. Вскоре такое стойло обнаружилось и, заведя жеребца внутрь, молодой дворянин запер за ним дверь. Возможно, конь тоже был голоден и ему, наверное, стоило бы дать сена или овса, но самому заниматься столь неблагородным делом Владимиру не хотелось и потому, заперев жеребца, барин направился прочь по длинному коридору конюшни мимо запертых денников.