Один из солдат, приставленных к ним, с интересом посмотрел на Волкова и назидательно сказал своему товарищу:
— Человеческая милость не знает границ.
Владимир, правда, не понял, относилась ли эта фраза к доброй девочке или к нему лично, но это для него было и не важно, ведь сейчас он наслаждался самым вкусным хлебом в своей жизни, вспоминая милосердную девочку с голубыми, как ясное безмятежное небо, глазами.
Спустя еще несколько недель пути, повозка, везущая Владимира Волкова, Мартина де Вилью и других арестантов, прибыла к месту назначения. Этим местом оказался одинокий острог, стоящий в глубине таежного леса на берегу реки Оби в Томской губернии. Зима уже вступила в свои права, мороз стоял жуткий, и река была скованна льдом. Вовсю гулял холодный, протяжный ветер, который раскачивал макушки вековечных сосен и проникал везде, где только мог: в щели повозки, а там забирался под полушубки осужденных и даже глубже, пробирая до костей. И потому арестанты уже с какой-то надеждой ожидали прибытия. И вот прибытие состоялось, и их путь, наконец, окончился.
Острог стоял на самом краю крепостного вала и был огорожен высоким частоколом. Ворота его охраняли часовые, укутанные в шинели и расхаживающие взад и вперед для согрева. Увидев повозку, сопровождаемую конвоирами, они сначала проверили документы, а потом уже впустили ее внутрь, отворив высокие сосновые врата.
Как и всегда повозку сначала обступили конвоиры, нацелив на нее ружья, а уже потом поручик выпустил арестантов. Владимир, Мартин и другие осужденные вышли на свежий морозный воздух и очутились посреди двора, обнесенного высоким частоколом. Вокруг стояли солдаты, смотрящие на вновь прибывших равнодушными взглядами. За служивыми виднелись длинные срубы-бараки, предназначенные для каторжников, и другие сооружения хозяйственного назначения, крыши которых оказались занесены снегом. Впрочем, снег покрывал и весь двор, на который выпустили осужденных, но не от того, что его не чистили, с этим как раз таки обстояло строго, а от того, что снег шел и сейчас. Его белые мохнатые крупинки падали на землю, на забор, на крыши бараков, на фуражки и шинели солдат и на черные волосы Волкова, как дикого зверя, сейчас взирающего на место, где ему было суждено провести долгие и горькие годы жизни.
Поручик, главенствующий над конвоирами, сейчас стоял спиной к арестантам и разговаривал с каким-то усатым толстяком в офицерской шинели и теплой мохнатой шапке, совсем не по уставу надетой на круглую голову ее обладателя. По погонам на шинели Владимир разобрал, что ее хозяин состоит в звании плац-майора, и наверняка является главой острога.