Глаза Владимира наполнились гневом и, если бы не решетка, то он бы сейчас, как дикий зверь, впился зубами в шею Рябова и разорвал ему горло.
— Запомни, граф, — зарычал Волков. — Никакая Сибирь не сломит меня и однажды, мы встретимся, и тогда ты заплатишь за все!
Рябов опять лишь самодовольно усмехнулся и добавил:
— Как уже говорил ранее, я в этом сильно сомневаюсь. — И, рассмеявшись надменно, он развернулся на месте и зашагал прочь…
…С тех пор прошло уже больше месяца. Суд оказался скорым на расправу и теперь Владимира Волкова вместе Мартином де Вилья везли куда-то через всю Россию вглубь Сибири в неведомый для них острог, в котором им было суждено провести долгие годы. Хотя испанец не падал духом и постоянно твердил ученику о побеге, но вот Владимир относился к этой мысли, как к безнадежной, и с каждым днем унывал все сильней и сильней, понимая, что бежать в Сибири некуда, и даже если они и выберутся из заключения, то, скорее всего, просто замерзнут в лесу, так и не успев никуда добраться.
Волков тяжело вздохнул и поднял голову. Неподалеку он увидел уже немолодую женщину, а рядом с ней маленькую голубоглазую девочку, укутанную в шаль. Девочка с интересом смотрела на каторжников, но отчего-то больше всего ее привлекал именно Владимир. Молодой дворянин улыбнулся ей, и девочка улыбнулась в ответ, а затем, развернувшись к матери, принялась что-то тараторить. После чего мать вытащила из-за пазухи круглую булку и протянула ее дочке. Та, поблагодарив мать, побежала к каторжникам. Владимир был удивлен этому, поскольку думал, что девочка должна их бояться, но она не боялась. Вместо этого девочка подошла к нему, и даже солдаты не стали ее останавливать, и протянула Волкову хлеб. Владимир взял его, искренне улыбнулся и произнес:
— Спасибо, дитя. Да благословит тебя Господь.
Девочка немного смутилась и, развернувшись, побежала назад к матери. Владимир же спрятал хлеб под полушубок и почувствовал его тепло. Есть хотелось очень сильно, поскольку в пути их кормили плохо, несколько раз в день: утром и вечером какими-то сухарями и безвкусной кашей, а это был хлеб, самый настоящий, свежий, теплый и вкусный хлеб. Молодой дворянин и представить себе не мог, что однажды он так будет рад ему. И когда добрая девочка скрылась из виду, Волков снова достал булку и ощутил на себе завистливые взгляды остальных каторжников. Отчего-то ему стало совестно, что хлеб достался только ему, и Владимир, отломив от него кусочек, протянул его Мартину, а затем, отломив еще один, протянул другому каторжнику, мужик поблагодарил и с радостью взял дар, а дворянин уже отламывал следующий. Таким образом, всем каторжникам досталось по куску хлеба, и даже здоровяк, сцепившийся с испанцем, получил свою порцию, правда благодарности от него Волков так и не дождался.