— Ты за всё ответишь, на тебе! — приговаривала она, нанося ей следующий удар.
Вдруг, до её сознания дошел горький плач мальчика, который пришёл в себя. Падая, заплетаясь в своих худых, как спичка ногах, с торчащими острыми коленками, кашляя, он стал бегать вокруг дерущихся женщин, сложив ладошки вместе, как при молитве и жалобно просить:
— Тётенька, не трогай мамку, не убивай мамку! Она хорошая!
Услышав эти слова, Люба словно опомнилась. Она сидела на плюющейся кровью бабе и всё ещё держала её за волосы, пока та не улучшив момента, не скинула Любу с себя. Подбежавшие к ним мужики, шедшие мимо и видевшие картину избиения Нюрки с ободряющими высказываниями стали заламывать и связывать убийце руки.
Только теперь на бетонном покрытии основания моста, между стоящих любопытных тел людей, Люба заметила лежащую мёртвую маленькую лет трёх-четырёх девочку. Мальчик, всё так же, со сложенными в лодочку руками, то подбегал к скручивающим её мать мужикам, прося не бить её, то к распростёртой на бетоне девочке, голося и размазывая слёзы по грязному лицу.
— Оленька, не умирай, я прошу тебя, не умирай!
Кто-то уже успел накинуть на искажённое смертью лицо девочки чистую тряпицу. Но ветер сдувал её с лица ребёнка, словно хотел сам в последний раз обласкать, нежно закрыть глаза на маленьком славном личике. Кто-то из женщин подошёл и положил по обе стороны тряпицы два небольших камня, чтобы ветер не смог обнажить последний взгляд девочки, устремлённый туда, куда недавно улетела её душа. Из-под белой тряпицы, торчали две тонюсенькие кое-как заплетённые косички.
Любе помогли подняться с земли. Кто-то из подоспевших женщин, стал вытирать кровь с поцарапанного грязными ногтями Нюрки лица, которая, то озлобленно ругаясь, то истерически смеясь, кричала:
— Мне по-барабану, топила щенят и буду топить. Не нужны они мне!
Кто-то из женщин нервно отвечал ей:
— Зачем рожала? Оставить не могла в роддоме?
— У тебя спросить забыла! — развязно отвечала Нюрка.
— Так им на зоне дети нужны. Они их рожают, чтобы послабление для себя сделать. А потом, конечно, зачем они им, — хмуро объяснял стоящий рядом мужичок.
Тут к Нюрке подбежал её сын, которого она недавно душила.
— Мамочка, мама! — закричал он и, протиснувшись сквозь плотный круг стоящих вокруг мужчин, подскочил к Нюрке. Но она, с силой выставила ногу вперёд, ударив мальчугана в пах. От боли он скрутился в маленький клубочек и не заплакал, заскулил, как покалеченный щенок. Вытирая и размазывая слёзы по грязному лицу, мальчик отполз от матери в сторону, где к нему пришли на помощь женщины. Люба, ещё не пришедшая в себя, подскочила к Нюрке и с силой ногой ударила её в живот. Что было потом, она помнит с трудом. Обессиленная Люба упала на землю. До неё отрывками доносились то крики негодования женщин, которые накинулись с кулаками на Нюрку, то плачь мальчика, то причитания людей у трупа маленькой девочки. Не жить бы зэчке и не получила бы она в дальнейшем ещё один срок, если бы не подоспел подъехавший вовремя милицейский наряд со станции.