— Правда ваша, — ответила Люба, — муж помер от перепоя.
Машина неслась, дав пассажирам ощутить каждую ямку на накатанной дороге. Объезжая большие ямы, она будто кидалась из стороны в сторону, не давая Любе сосредоточиться на своих мыслях.
— Верно, что зря приехала, — думала она, — и душа не отдохнула. Не насмотрелась на глаза когда-то в детстве добрые. Глаза сына стали такими колкими, словно навсегда в них поселилась злость бабкина. Не потрепала его мягкие волосы, когда-то пахнущие степным ковылём. Волос-то нет, всё выстригли. Да и Федя совсем радости не проявил. Повзрослел. Отмахивался от материнской ласки. Да и то, правда, его время сейчас по девкам на селе бегать, а он вот угодил.
Машина остановилась на привокзальной площади. Люба попрощалась с Саньком, пожилым, полным, добродушным мужчиной, который держа в своих руках её худую холодную ладонь, всё желал и желал ей много чего хорошего: и в жизни, и в дороге, и в любви.
После добрых слов постороннего человека, которому удалось понять то, что она пыталась скрыть от незнакомых глаз людей, на душе женщины легче не стало. Наоборот, она еле сдерживала слёзы. И чем добрее были пожелания водителя и ласковее его слова, тем становилось горше на душе. И только когда, расчувствовавшись от добрых напутствий, Люба чмокнула его на прощание в щёку, он отпустил её руку, посоветовав сдать обратный билет в кассы вокзала и купить другой на любой проходящий состав до Москвы.
Она вошла в здание вокзала. Ноги подкашивались под тяжестью правды, которую она поняла, повидав сына. От обиды на себя, на него, на зря прожитые годы. Любу мучило смешанное незнакомое чувство. Ей казалось, что все внутренности перемолола какая-то дьявольская мясорубка. Словно её сердце, душу, кто-то изрезал на множество кусочков, а теперь быстро перемешивает. От такого острого ощущения в грудной клетке, животе, она чуть согнулась. Вдруг, ей показалось, что какой-то налетевший вихрь, ворвавшийся сюда в зал, закрутил её так, что она, кружась, сейчас разделится на множество мельчайших частей и разлетится в разные стороны. До её ускользающего сознания дошло, что у неё сильно закружилась голова. Любу сильно качнуло в сторону, она пошатнулась, но удержалась на ногах. Её качнуло ещё раз с удвоенной силой. Она бы упала на каменный пол вокзала, если бы не поддержка чьих-то сильных рук. Еле передвигая ноги, она шла туда, куда её вёл подбежавший к ней мужчина.
— Вам плохо? Может вам воды принести? — спрашивал он, но Люба ничего не могла ответить, ощущая дрожь во всём теле, словно была в лихорадке. Мужчина усадил её на свободное кресло, сам присел рядом.