— Может вас к врачу отвести? — в ответ Люба только отрицательно помахала головой, — вам плохо с сердцем?
Люба с трудом утвердительно махнула головой. Это была правда. Ей казалось, что если она сейчас же не уберёт эту тяжесть, скопившуюся на сердце и приносящую невероятную боль, то оно не выдержит.
— А вы поплачьте, — вдруг тихо предложил мужчина, словно прочитав Любины мысли, — вы можете встать? Давайте пройдём чуть в сторону, — он приподнял её за локоть и повёл к лестнице, ведущей на второй этаж здания. Он подвёл Любу к большим панорамным окнам с видом на почти пустующую привокзальную площадь. Усадил на низкий мраморный подоконник.
— Вас здесь никто не увидит, дайте себе разрядку, поплачьте. Вам легче на душе станет и сердце отпустит. Постарайтесь сейчас не думать ни о ком и ни о чём. Поплачьте, — он постоял ещё несколько секунд, возвышаясь над сидевшей Любой, — ну, я пойду?
От этих попавших в самую суть её состояния слов, у Любы полились ручьём слёзы. Она закрыла лицо руками и разрыдалась. Шум двигающихся и гудящих составов заглушал её громкий навзрыд плач. Казалось, что жизнь сидящих в вагонах людей пробегала интересно, красиво, разнообразно. Как меняющиеся виды за окошками мчавшихся мимо поездов. А её годы, как нитки, замотались в путаный клубок, который закатился в тёмный угол их огорода и пролежал там, прея от её слёз. Она плакала так, словно выплёскивала собравшуюся боль на душе наружу. После вылитых слёз ей казалось, что она стала внутри совсем пустой.
Люба не помнила, сколько ещё времени сидела рядом с лестницей. Почувствовав себя лучше перешла в зал и заняла свободное кресло где, обдуваемая чуть заметным сквозняком пришла в себя окончательно. Вспомнив о том, что водитель Саня посоветовал поменять ей билет до Москвы на сегодняшнее число, она пошла в кассовый зал. До времени отъезда целый день.
Увидев, как двое мужчин разложили у себя на коленях бутерброды, Люба поняла, что очень проголодалась. У буфетной стойки стояло несколько человек. Купив чай, суп «До-ширак» и два бутерброда с сыром и колбасой, она искала глазами, куда можно было бы присесть. Увидев свободное место за столиком, за которым сидел только мужчина, она подошла к нему.
— Можно присесть?
— Конечно, конечно садитесь, пожалуйста, — засуетился он, отодвигая тарелку с остатками пельменей, — пельмени побоялись взять? Вам лучше? — спросил он.
Люба подняла глаза на мужчину и узнала своего утешителя.
— Это вы? Спасибо вам за помощь. Знаете, действительно свободней на душе стало. А пельмени, побоялась взять. Мне ещё пересадку в Москве делать надо, вот и побоялась, — улыбнулась Люба, кивая на его тарелку с пельменями, — вижу, правильно сделала.