— Ты такой же, как и твоя мать. Никчёмный, жалкий мальчишка! Я думал, что ты достоин быть моим сыном, а ты в то время занимаешься бессмыслицей.
— Почему? Почему ты так не любишь музыку? Что в ней плохого?
— Что в ней плохого?! Да ты посмотри на себя! Разве демон может играть на пианино? Это глупо и унизительно. Твоя мать никак не могла понять это. Теперь ты стал её копией. А от таких копий я предпочитаю избавляться.
Я бежал в ту ночь от отца, который яростно кричал во тьме моё имя. Голос его звучал так ужасно, точно рёв дикого животного. Неужели когда-то я мог называть его своим отцом? Я не испытывал уже давно к нему никаких чувств, точно на тот момент я уже был сгоревшей дотла свечой. Уносясь всё дальше и дальше от дома, я уже бежал по тёмному лесу, мрак в котором был ещё темнее, чем ночное небо. Сил почти не оставалось. В итоге я без сил рухнул на сырую землю, закрыв голову руками, ожидая смертельного удара со стороны отца. Но вокруг была тишина. Кто-то стоял передо мной. Подняв голову, я замер, увидев его, к которому нам, обычным демонам, выполняющим функцию телохранителя и исполнителя, нельзя было подходить. Он был удивителен, невероятно похож на саму тьму, что окутывает мир по ночам. Он смотрел на меня, а эти глаза были настолько холодными, что весь мир, казалось, застыл в немом движении. На его щеке застыли капли свежей крови. А позади лежало растерзанное тело моего преследователя. Я был благодарен ему за то, что он спас меня. Граф ничего не сказал, протянув мне свою руку. Я не раздумывая, подал ему свою. С того самого дня я стал телохранителем графа, отдав ему самое ценное, что было у меня — свою свободу.
Сегодняшний день удивлял меня своим спокойствием и размеренностью. Он ничего не мог предрешать, ничего не сулил и ничего не даровал в память о себе. Больше всего на свете я люблю тишину, именно такую, какая была в этот день. Из открытой форточки доносился приятный влажный ветерок, наполненный ощущением нежности и прохлады. Я вдыхал его запах, чтобы сохранить внутри себя, насладиться его прикосновениями. Пять часов утра на часах застыли, словно в невесомости. Я не сводил взгляд с этих настенных часов, с этих чёрных стрелок, одна из которых очень медленно вращалась по кругу. За дверью царила тишина. Раннее утро в академии всегда было таким размеренным, даже удивительным. Набросив на плечи свой пиджак, я принялся завязывать галстук, наблюдая за своими движениями в огромном зеркале, стоящим у стены. Вейн всё ещё спала, разбросив руки в разные стороны. Так она ещё больше похожа на поломанную игрушку. Каждую ночь я провожу рядом с ней без её ведома. Я хотел, чтобы она всегда была рядом со мной и была такой же беззащитной, как и сейчас, когда она сладко спит. Часто я просто наблюдаю за ней во сне, но этой ночью я впервые уснул рядом с ней. Сон для меня самая большая роскошь. Но рядом с ней мои веки смыкаются, проклятое сердце окончательно замирает. Тишина вокруг… Лишь биение её хрупкого сердца, которое будет играть только для меня. Никому не позволю притронуться к ней, никому не позволю даже посмотреть на неё. Наклонившись над ней, я осторожно прикоснулся к её щеке губами, оставив после такого поцелуя ожог, запорошённый серым пеплом. Она недовольно закрыла лицо одеялом. Вейн, да ты серьёзно ребёнок!