Не врешь?
— Не перебивай. Оказывается, она привезла ребятенка, чтобы отцу показать, Шуленину, значит... Жили они долго, лет пятнадцать, детей не было; приехал он в отпуск, думали — ничего, а она родила.
— Это нас всех ожидает... Кто вернется домой, конечно, живым.
— Я и говорю... Родила. Подумала: всякое может случиться, отец может и не вернуться, она сына в охапку, на поезд — с ребятенком, каке пропуском, по всем путям ей «зеленый свет». Привезла показать отцу. Как думаете, братва, молодец аль дура?
- Стоящая жинка! Но если бы моя каждый раз ко мне детей возила, я бы без порток ходил.
- Не о тебе речь!
— Привезла. Шуленина не узнать. Важный стал, как полковник. Приперла с собой два мешка жратвы. Значит, бух в ноги политруку, говорит: «Товарищ командир, я была комсомолкой, я — ворошиловский стрелок, я туда, я сюда, привезла сына к отцу, будьте крестным отцом».
Готовились к торжествам серьезно: чистились, драй лись, брились, терли шеи лыковыми мочалками, расправляли усы, гыкали и умышленно не заглядывали в палатку к Шуленину. Столы для чистки оружия накрыли новенькими мишенями. Фашистом вниз, чтобы фашист не портил мерзким силуэтом настроение людям. Брагин расстарался, сбегал и принес гроздья рябины, ветки сунули в гильзу из-под мелкокалиберного снаряда, поставили гильзу вместо вазы в заглавие среднего стола, где, по предварительным расчетам, должна была сесть героиня торжества. Неожиданно выяснилось, что сидеть в роте не на чем: в роте числилось по описи три табуретки и ни одного стула.
И потянулись к бане, как муравьи, за плахами.
— Нельзя! Не дам! Кто приказал? — бегал вокруг бани санинструктор.— Мне баню топить нечем. Чей приказ?
— Генерала.
— Зачем плахи?
— На пионерский костер.
К девяти часам сборы закончились. Рота села за столы.
— Встать!
Встали. Замерли. Повернули головы налево те, кто сидел напротив повернувших головы направо. К оружейным пирамидам приближалось шествие — впереди политрук, за ним облагородившийся Шуленин и женщина, жена Шуленина, с ребенком на руках. Прохладный появился позднее.
— Вольно! Садись!
Мы стояли. Мы разглядывали. Женщина была невысокого роста, квадратненькая, темно-русая, одета в серый костюм, на груди значки — «Ворошиловский стрелок», «ГТО II ступени», «Значок донора» и еще какие-то с красными крестами и полумесяцами.
Мы сели. Дневальные разнесли тонко нарезанные ломти хлеба, пшенную кашу и по ведру сладкого морковного чая на стол. Ведра портили вид столов, их сняли и поставили на землю рядом со столами. Гостье принесли большую эмалированную миску с кашей.