— Культурные! Алик-то ваш — вот те и культура, вот те и из города. Поймал бы Гешку Рамзаева, порешил бы... Ох, как он его гнал! Ну, думаю, товарки, догонит — и будет дело.
— Говорят, в городе все хулиганье.
Часов в девять пришли друзья Лешки, долго шарили под лавками, искали похмелку. Выпили. Покуражились напоследок.
К обеду народ собрался в школе.
Когда призывники отдали дежурному командиру повестки, парней пропустили в спортзал, где вечерами крутили кино, у двери поставили часовых и запретили без разрешения входить и выходить из зала.
И ребята сразу стали другими, чужими. Стало понятно, что одним махом, буквально в считанные минуты, выдернули, точно спелую морковку из грядки, оторвали от дома, от того, что было детством, юношеством, и они уже больше не принадлежали ни матерям, ни отцам, даже самим себе, превратившись по чужой воле в служивых, как издревле на Руси называли солдат.
И народ подошел к окнам, люди стали подсаживать друг друга, заглядывали в зал, искали глазами своих — и не узнавали, не находили. Когда находили и узнавали — радовались и еще горше плакали.
Солнце палило. Люди вскоре расслабились, устали, очень хотелось пить. Народ расположился в тени школы и каштанов. Я присел рядом с крестным и Килой. Они сидели, как калмыки, на корточках.
На весь двор школы заговорил громкоговоритель. I Бесстрастный, механический голос сообщил сводку с фронта. Говорил он немного, еще меньше можно было понять. Он сказал: «Превосходящие силы... Незначительные... Тактические маневры».
— Это про что? — не понял крестный.
— Дон берет,— ответил Кила и сплюнул.— Дону ' конец — вот тебе и загадка! Говорильню развели, а войну проглядели! Не было порядка и не будет — два дня на сенокос баб не выгонишь.
Во дворе произошло движение. С земли поднялись | женщины, старики, встал крестный.
Появилась пожилая женщина. Седые волосы у нее ' были собраны в тугой валик на затылке. Женщина была одета в черный костюм, на лацкане строгого пиджака орден Ленина. Я почувствовал, что это идет учительница. Это и была учительница, директор школы.
— Здравствуйте! Здравствуйте! — здоровалась она на ходу,— И вашего тоже призывают? Постойте... Да он ведь на второй год оставался... Его возраст... Где же дети?
Ей молча показали на окна спортзала.
Она пошла прямо на часовых, и, видно, орден послужил пропуском, часовые пропустили ее.
Потом я видел через окно, как она сидела на скамеечке около шведской стенки и ребята стояли вокруг учительницы, смеялись, что-то увлеченно рассказывали.
Часа в четыре раздалась команда: