В небе распогодилось, тусклое солнце показалось. После завтрака вышла Ольга Филимоновна во двор подышать. Смотрит по сторонам, сытно улыбается, под душегрейкой живот почёсывает.
Кухарка Груня тут же к ней.
– Прошения просим, барыня, дозвольте сказать?
– Говори уж, чего там, – Ольга Филимоновна губы от недовольства поджала, а может, просто для строгого виду.
– Молодка-то в горячке лежит. Раны затянулись, так теперь жар накинулся.
– А я-то чем помогу? На всё воля Божья.
– Может, лекарству какую надо бы, жаль помрёт если. Девка-то хорошая. Работящая.
Тут, конечно, задумала кухарка хитрость. Знала она, что не любит барыня, когда хорошие работники помирают. Да какому хозяину такое понравится. Уж лучше полечить больного, чем пары рабочих рук лишиться. Смолчала барыня, вздохнула.
– Так что ж, хозяюшка, поможете? Помрёт ведь.
– Ладно, подумаю, как тут быть. Иди, нечего без дела шататься. Сказала, подумаю я.
Пошла Груня, на душе стало спокойнее. Знала она, поможет барыня. Оттого как – сердобольная.
На следующий день привёл барский слуга старичка. Бородка седенькая болтается, на носу очки крепко сидят. Кафтан справный, картуз новый. Зашли в хибару, Михаил навстречу вышел.
– Чего надобно? – грозно так говорит.
– Дохтора привёл, – Митька отвечает. – Барыня лично прислали.
Отошел Михаил в сторону, гостей впустил.
Осмотрел старичок Любу, послушал, пошептал что-то. Раны на теле оглядел. Достал несколько свёрточков из саквояжика и Михаила зовёт:
– Милейший, подойдите. Вот это – на раны мазать, – коробочку подал, затем бутылочку. – А это – внутрь потреблять, Сразу дайте на дне кружки, а потом ещё ближе к вечеру.
– Жить-то она будет? Не помрёт? – Михаил спрашивает.
– Да кто его знает, миленький. Как будет, так будет. Ты тоже не особо надейся. Глядишь, может, и поправится.
Ушли они. Михаил сделал всё, как сказал старик. Потом сел рядом с Любой. Смотрит. Если бы, думает, не эта порка, какую барин затеял, не видать бы Михаилу Любы. А сейчас она снова – только его и ничья больше. Вряд ли барин после того, что сделал, снова её в служанки возьмёт.
К вечеру все мечтания Михаила разлетелись в пух и прах. Когда он почти уже заснул на тюфяке у двери, за окном послышались шаги тяжелые. Скрипнула дверь, в комнату вошли двое. От яркого света фонаря Миша прищурился и только по сапогам понял, кто перед ним стоит. Хозяин склонился над Любой. Сдёрнул дырявое одеяло. На рубахе, что надета на Любу, пятна крови. На несколько мгновений он замер.
– Забирай её, – обратился хозяин к человеку, что держал фонарь. Лицо его в тени, не разглядеть.