– Хватит! – изо всех сил закричала она.
Мужики остановились и посмотрели на Любу. Они не понимали, зачем она защищает его, ведь он – барин. А она кто такая?
– Кто ты такая? Отойди, а то и тебе будет, – сказал грязный с полуседой бородой мужик. Лица его почти не видно за сажей и кровью.
– Так это же барская подстилка, – сказал другой. – Раз барину давала, значит, и от нас не откажется.
Все загоготали.
– Бери её, ребята, пригодится для ноченьки. Будет, с кем позабавится после ратных дел.
Снова гогот. Кто-то потянулся черной рукой, уже хотел было взять Любу за плечо, но другой голос остановил его:
– Не тронь её!
Мужики обернулись. И Люба посмотрела в ту сторону. Неподалёку стоял Михаил. Его было не узнать. Волосы отросли до плеч, светлая борода. Рубаха и жилет, пропитанные кровью. В руке топорик.
– Что это ты, себе, небось, кралю захотел оставить? – не унимался мужик с черным лицом.
Михаил посмотрел на Любу, а она с ужасом и мольбой смотрела на него.
– Та не, мне такое добро не надобно. Она ж больная. Заразная. Лучше не трогайте, а то всех перекосит нас.
После этих слов мужики отпрянули от Любы и отошли подальше.
– Надо же, а какая краля. Я бы с ней не прочь. Была бы не заразная.
Посмотрел Михаил на Любу, та стоит, в глазах ужас застыл. В последний раз глянул и крикнул:
– Довольно, мужики! Тут нам больше делать нечего. Уходим!
Поскладывали награбленное на барскую телегу и ушли. Опустилась Люба на землю, посмотрела на Ивана. Он кровью залит, еле дышит. Как ушли разбойники, так Груня появилась из-за угла.
– Ну, девка, даёшь, чуть не порешили тебя. Ох и страшно мне было смотреть на это. Ещё чуть, и всё, конец тебе. И как тут Мишка оказался? Видать, он у них в вожаках ходит. Ну-ка, давай подхватывай, – Груня ухватилась за плечи Ивана и потянула его за рубаху. – Ох и тяжелый, чертяка. Бери, что ж ты, долго будешь смотреть.
Они вдвоём еле-еле доволокли Ивана до Любиной хибары, да прямо на полу и оставили. А ну такую тяжесть на тюфяк поднять. Сами не справились.
Всю ночь обмывала Люба раны хозяина. Он стонал от боли, иногда терял сознание. Но вскоре приходил в себя. Одежда его практически в лохмотья. Лицо – кровавая маска. Тело внутри всё переломано.
Дочку – Дусеньку, Груня пока взяла. Её во время нападения нянька в окно выкинуть успела, а саму разбойники растерзали.
Долго лечили Ивана. Когда всё успокоилось, послали одного из слуг за доктором, тот долго головой качал. Сказал – кости переломаны, надо бы постоянно возле доктора быть. Но перевозить Ивана не было никакой возможности, так как в дороге мог он помереть от ран или внутреннего кровотечения. Пришлось доктору на некоторое время самому поселиться в небольшом домишке одного из убитых в ту ночь крестьян. Иногда уезжал доктор, затем опять возвращался. Порой говорил, нет надежды, а иногда утверждал, что жить будет.