Взявшись за руки, как дошколята на прогулке, они гуляли по замершему в ночи парку, пока не ушел последний трамвай. Говорили обо всем на свете, радуясь, как легко приходит понимание. Удивлялись, с каким жадным, заинтересованным вниманием их слушают. О чем, вы спросите? Неважно, отвечу я, в пересказе такие разговоры никогда не бывают интересны.
Потом в голову Светличного ударило озорное желание проверить известную всему городу примету. Он стал на край поросшей мхом чаши старинного фонтана, и, тщательно прицелившись, кинул монетку, стараясь попасть точно в пасть бронзовой жабы, из которой била тугая струя воды.
Монета отлетела прямо в руки Наташе, а Юра, не сумев удержаться на скользком краешке, с грохотом и брызгами свалился в высеченную еще при царях чашу фонтана. Потом он отжимал одежду, спрятавшись за зеленой изгородью аккуратно подстриженных кустов и пытался починить рваную рубаху при помощи английской булавки и пары скрепок, случайно завалявшихся в карманах.
Стало холодно, и они, снова взявшись за руки, побежали к выходу из парка, где их и встретил Иван Сергеевич.
В общежитие Юра вернулся как раз к тому времени, когда его обитатели дружно собирались на учебу.
Теперь, сидя на задней лавке подпрыгивающего на неровностях автомобиля, он с наслаждением перебирал чудесные мгновения прошедшей ночи. Ровно до того момента, как раздумавший дремать Евгений Владимирович задал вопрос:
— А ты, Светличный, для какой цели в теории упругости копался?
— Чтобы убедиться, — не вдаваясь в подробности, и не открывая глаз, ответил Юра. Ему в тот момент очень хотелось вновь увидеть радостно-удивленное лицо Наташи, в руку которой, вертясь, опускается отброшенная струей воды монетка.
— В чем? — не отставал полковник.
— В том, что большинство авторов толстых и умных книг — просто-напросто лукавят, пряча свое незнание за многостраничными заумностями. Для солидности, приправленными высшей математикой.
— А вот это уже интересно, — задумчиво протянул полковник. — Когда ты разговаривал с профессором Новицким, я другое думал.
— Человеку было приятно, когда я разговаривал с ним о любимой им дисциплине. А мне что? — пожал плечами подросток. — Мне несложно. Как-то по случаю прочитал, вот и запомнилось. Но на самом деле, всей этой математике я не верю.
— Как, совсем?! — удивился Евгений Владимирович.
— Наверное, я неправильно сказал, — сразу став не по годам серьезным, медленно подбирая слова, начал объяснять Светличный. — Точнее, не так. Попробую пояснить. Теорию, конечно, знать надо, и знать хорошо. Но исключительно для общего развития и грубого, прикидочного расчета, который можно произвести за несколько минут при помощи логарифмической линейки.