Грейс молчала, но ее руки продолжали гладить его. Теперь в ней не было требования, ее молчание было приглашением, которое он мог заполнить или оставить так как есть, если бы захотел. И какая-то часть его хотела оставить все как есть навсегда, оставить эту истину при себе. Потому что это было ужасно, и он не хотел, чтобы кто-то еще разделил это бремя.
Но почему-то он говорил так, словно правда сама хотела вырваться наружу, хочет он того или нет, ее мягкость и жар вытягивали ее из него. Ее нежным прикосновением. Оказалось, Грейс Райли могла быть тихой и спокойной, когда хотела.
Лукас вздохнул.
— После того как я развел огонь в конюшне, папа навел справки и просмотрел отчет пожарной службы о моей семье. Я разжег костер, когда мне было пять лет. Он также проверил отчет коронера и…, - ему пришлось выдавить из себя эти слова. — Мой отец был найден в постели, очевидно, задохнувшись от дыма во сне. Но моя мама… Ее нашли в коридоре, и, похоже, она направлялась в мою комнату. Огонь там был очень сильный, и очень сильный жар, — его голос стал хриплым. — Часть крыши обрушилась, придавив ее к земле, и…, - руки Грейс не переставали касаться его, ее движения были медленными и нежными, рисуя узоры на его коже. — Она была еще жива, когда это случилось. Но она не могла пошевелиться, а огонь был таким горячим, — ему не должно было так трудно рассказывать все это. Это случилось так давно. — Коронер решил, что она сгорела заживо, по крайней мере, так сказал мне Ной, мой приемный отец. Он сказал, что не хочет скрывать от меня правду, потому что это послужит мне уроком. Он сказал, что я, вероятно, слышал ее, что лошадиные крики похожи на человеческие, потому что я все еще слышал, как кричала моя мать, пока горела заживо.
Глава Четырнадцатая
Глаза Грейс наполнились слезами, а сердце сжалось в груди. Это были слезы шока, когда ужас от того, что он ей рассказал, наконец-то проник в ее душу.
Она не могла понять того, как взрослый мужчина мог свалить такую правду на своего тринадцатилетнего приемного сына.
— Зачем…? Зачем он рассказал тебе это?
Лукас не двигался, его теплое дыхание касалось ее шеи. Его большое, твердое тело окружало ее, удерживая словно в клетке, прижимая к стене, и все же почему-то казалось, что именно она удерживает его на ногах, а не наоборот.
— Это было наказание, — его голос звучал хрипло. — Я должен был выучить урок, чтобы этого никогда не повторилось. Я думаю… он должно быть ненавидел меня, раз сказал мне это.
По щеке Грейс скатилась слеза, потом еще одна. Но она не останавливала их.