Она откашлялась и яростно заморгала.
— Хорошо, — сказала она, как будто это не имело значения и не причиняло боли. Совсем. — Если ты так хочешь.
Он ничего не сказал, и она отчаянно хотела быть той, кто уйдет, кто покинет комнату первой, но он уже двигался, направляясь на кухню, даже не взглянув на нее. А она стояла и смотрела ему вслед, как идиотка.
Все болело. В груди зияла огромная дыра, и она знала, что если не будет осторожна, то расплачется. Но нет, она не сделает этого здесь, не там, где он может ее услышать. Она не собиралась идти за ним и умолять его передумать. Это было бы слишком отчаянно, слишком требовательно, и если бы она умоляла, а он бы сказал «Нет»…
Ты никогда не излечишься.
С трудом сглотнув, Грейс заставила себя двинуться к лестнице и через мгновение оказалась в маленькой импровизированной студии перед картиной, которую начала всего пару дней назад. На белом полотне виднелись красные, оранжевые и золотые полосы — начало, которое она себе представляла до того, как Лукас ворвался в тот день и повалил ее на пол в порыве страсти.
Дрожь пробежала по ее телу.
Почему она здесь? Сейчас ей меньше всего хотелось заниматься живописью, особенно когда в последний раз она была в этой комнате с Лукасом. Его руки на ее теле, его рот на ее губах, его член внутри нее, зажигая ее, заставляя ее пылать…
Она не собиралась приближаться к краскам, но все равно сделала это, схватив несколько тюбиков и кисть, прежде чем вернуться к холсту перед ней. Внутри нее возникло чувство, которое становилось все больше и ярче, как неконтролируемый пожар в кустах на сухой, как трут, равнине. Больно, сыро и жарко, слезы текли из глаз, тело болело. Это были боль, желание, вина и горе. Счастье и печаль. Это было все, и она должна была вытащить это из себя так или иначе, Иначе это съест ее заживо.
«Ты создаешь, Грейси. Ты не разрушаешь.…»
Грейс сорвала колпачок с одного из тюбиков и выдавила немного огненно-красной краски на пальцы, прежде чем небрежно бросить тюбик на пол.
И начала рисовать.
* * *
Лукас прислонился к стене в переулке, не обращая внимания на кружащийся в воздухе снег, и наблюдал, как шофер вышел из длинного черного лимузина, припаркованного у обочины напротив переулка, и направился к пассажирской стороне.
Через минуту дверь особняка откроется, и из нее выйдет Чезаре Де Сантис, готовый отправиться на обычную утреннюю встречу со старым другом в кафе в центре города. И Лукас знал, что Де Сантис так и сделает, потому что он хорошо запомнил расписание старого придурка, а это случалось каждый день ровно в девять утра.