Мы просматриваем расписание на неделю. Я получаю работу по защите в ночь четверга. Я смотрю на Удачу, чтобы увидеть, готов ли он присмотреть за Кариной. И он кивает. С другой стороны, у меня легкая неделя, и это хорошо, потому что у меня есть много способов, которыми я планирую занять свою девушку.
С этими мыслями, я подзываю в сторону Удачу, после нашего собрания.
— Чувак. Думаешь, ты смог бы мне показать то безумное дерьмо с рабством, которым ты увлечен?
Он смеется над моим идиотским вопросом.
— Карина заинтересована?
— Возможно.
Как любопытный ублюдок, Ромео подслушивает нас и открывает свой большой рот:
— С каких это пор ты стал такой киской? Свяжи ее задницу, если ты хочешь.
Удача смотрит на нашего Преза с едва сдерживаемым отвращением, о котором Ромео, конечно же, не подозревает.
— В этом нет ничего веселого или сложного, — объясняет Удача, как будто он учитель в детском саду. — Он в два раза больше ее. Подавить ее — это не вопрос. Нужно чтобы она доверяла ему настолько, чтобы сдаться и быть в его власти. Нет ничего важнее этого.
Важно. Хороший способ описать то, что я чувствую, трахая Карину. Удача, как правило, становится слишком поэтическим, говоря обо всем этом дерьме. Все, что меня интересует, это связать мою девушку и трахать ее в каких-то извращенных позах. Но неважно. Я видел, как Удача работает с веревками, поэтому, если мне придется слушать его о подчинении, это будет подарочной лекцией перед тем, как получить пару советов.
— Я преподаю семинар по веревочному рабству в японском стиле в Нобеле, если вы хотели бы прийти.
— Что ты преподаешь и где? — спрашивает Ромео. — Люди нуждаются в уроках о том, как связать сучку?
Разговоры об этом перед Ромео вызывают у меня желание ударить кого-нибудь — его.
— Пришли мне информацию, и я посмотрю, смогу ли это сделать.
Глава 6
Карина
Я так злюсь. В итоге, рано ухожу из школы. Вопрос Данте о моей школьной юбке продолжает звучать в моей голове. Думаю, что юбка, на самом деле, в нашей комнате в клубе. Я ни в коем случае не хочу идти туда одна — даже если он сказал мне, что я могу пойти туда, когда захочу, и даже пусть тот, кто у входной двери, знает, кто я.
Отчасти, причина, по которой я так злюсь, заключается в том, что я знаю, что вопросы Афины имеют смысл — даже если она озвучила их самым оскорбительным образом. Я должна беспокоиться об этих вещах. Если бы у меня были родители, которым не наплевать на меня — как у Афины — я бы тоже задавала бы себе эти вопросы.
Как мне объяснить ей или кому-то еще, что он сделал для меня? Я не имею в виду материальных вещей. Я больше о том, чего у меня никогда не было: безопасность, надежность, счастливый дом, в который хочется вернуться после школы. Все эти мысли бурлят в моей голове, когда я блуждаю от магазина к магазину, выбирая вещи, чтобы удивить Данте.