— Нет, — строго и довольно резко отказываю я.
Она недоуменно хлопает глазами, и — блииииин — у меня снова стояк, потому что ее удивленно-огорченные глазищи за стеклышками очков — это чистый афродизиак для меня. Хотел бы я преувеличивать, но где там.
— Ты же сам говорил… — лепечет она.
— Это была шутка, Александра. Если ты все посмотрела, нам лучше вернуться домой. У меня появились дела.
Нет у меня никаких дел, просто мне вдруг стало очень неуютно рядом с ней. И да, если думаете, что я трусливо поджимаю хвост, то вы очень близки к истине.
Она гладит щенка за ухом, перешагивает заграждение вольера и, не издав ни звука, подстраивается под мой шаг. Что за упрямая женщина?! Чего уж проще: построй мне глазки, поной, скажи, что будешь очень мне благодарна, и что я сделаю тебя счастливой — и щенок твой! Нет же, вместо этого молча идет рядом и пытается надуть Великого обманщика своей насквозь фальшивой улыбкой.
Хорошо, что мне нельзя ее трогать — и мои ладони, кажется, вот-вот врастут в карманы, а то бы я снова отходил ее по заднице.
Дома Александра первым делом бежит в душ и закрывается на защелку.
Погуляли, блин. Сегодняшний день стоит пометить в календаре, как день, когда начался отсчет моих последних бессмертных деньков.
Ну что, сыграем в угадайку еще раз?
Что я, по-вашему, делаю? Бегу к отцу и падаю ему в колени, умоляя передумать? Топаю в магазин безотказных возбудителей, накачиваю ими Овечку и затрахиваю ее до состояния «люблю-не могу»?
Нет, блядь. Я еду на чертову выставку и надеюсь, что треклятого щенка еще не забрали. А потом битый час уговариваю демонессу продать его, а не обменять на моего «питомца». Ну и на закуску эта тварюшка — я о щенке, хоть его хозяйке это прозвище бы тоже подошло — сжирает мой туфель прямо с ноги, а потом чихает огнем на рубашку. Хорошо, что от этого я точно не сгорю. Плохо, что далеко не вся мебель в моем доме огнеупорная.
В общем, когда я впускаю щенка в свою берлогу, а сам топчусь на пороге, раздумывая, куда бы податься, чтоб только подальше от Александры, меня глушит ее счастливый визг. Борюсь с искушением войти и собственными глазами увидеть затапливающий меня фонтан счастливых эмоций, но это лишнее — Александра выбегает к двери, мгновение смотрит на меня и…
Цербер все-таки сделал свое грязное дело, и Овечка запрыгивает мне на шею, но не с криками о помощи, а со сбитым взволнованным, нараспев:
— Ятебялюблюлоки…
Мне кажется, что ослышался, но прежде чем сцапать Овечку в охапку, она успевает упорхнуть и снова уносится в гостиную. А я стою в коридоре, разглядываю обрывки шнурка и драный носок и думаю о том, что домашний цербер, в сущности, не такая уж плохая идея. А с огнеупорностью можно справиться, только надо прямо с утра выписать пару жриц из храма и надеяться, что к тому времени моя квартира не сгорит.