Никогда не думал, что скажу это, но… Бля! Мне нужно подумать!
Вот только понятия не имею, как думать, если рука Александры запросто, как будто так и надо, ныряет под одеяло и недвусмысленно спускается вниз по моему животу.
— Полегче, детка!
Стоп.
Это я сейчас сказал?
Овечка смотрит на меня огромными перепуганными глазищами, одергивает руку, словно мой член вдруг превратился в ядовитую змею, которую она только чудом не успела схватить за голову.
— Пппп…пппп… — Овечку трясет на все десять балов по шкале Рихтера. Еще немного — и ее офигенная задница встретится с полом. — Ппп…прости! — с облегчением почти выкрикивает Александра.
Барахтается в покрывале в поисках пути к отступлению, но чем больше пытается, тем сильнее запутывается. А я даже вроде как пытаюсь ей помочь и понятия не имею, зачем.
— Сссс… Сссс… — Овечка закатывает глаза. — Сссспасибо!
Высовывает наружу сперва ноги, потом руки, а потом откидывает покрывало, совершенно забыв, что пришла ко мне абсолютно голая. Встает, всхлипывает, но пытается показать, что ее случившееся совсем не задевает. Ну и вот куда я, по-вашему, смотрю, когда передо мной сто шестьдесят сантиметров классного упругого тела с аккуратной грудью, дерзкой задницей и красивыми ножками? Исключительно в ее глаза, и даже для меня это что-то новенькое. Двести лет живу, а такого за собой раньше не замечал. Если бы у меня уже не стоял, как каменный, я бы побился об заклад, что и у демонов искушения бывают те самые досадные промашки, о которых мужики не рассказывают даже лучшим друзьям.
— Извини, что я тебя не возбуждаю! — орет эта фурия на весь дом. — И прихожу к тебе со всякими… поползновениями!
Что за на хрень она несет?
Откидываю покрывало — и Бермудский треугольник цепко хватает мой стояк взглядом, так сильно краснея, что румяные щеки хорошо видны даже в темноте комнаты.
— Похоже, что ты меня не возбуждаешь? Ну, Овечка? Ты же медик! Это все-таки эрекция или что-то с членом? Может, у меня аллергия на бананы, и я принципиально пухну в стратегически важных местах? — Отлично, зашибись. Вот теперь уже и я ору, а когда я ору, в квартире дребезжат стекла, и, поверьте, я не преувеличиваю.
Но Александру такая мелочь, как свирепый демон, совершенно не смущает и не успокаивает.
— Прикройся! — приказывает она.
— Я сплю голый, детка! И прекрати делать вид, что тебе не нравится вид.
— Тоже мне, видали и лучше!
А вот сейчас очень важный момент, и меня на нем «клинит». С одной стороны, я знаю, что ничего, кроме вялого недоразумения своего бывшего она точно не видела, иначе бы не смотрела на меня, как школьница, отрывшая под родительской кроватью свежий номер «Плейбоя». С другой стороны, это ее «видали и лучше» выкорчевывает к хренам собачьим все терпение. Я знаю, что Александра врет и говорит это для красного словца, но я уже сорвался с катушек.