Но когда Джеймс припарковался у здания, он ожидал... другого. Живя в Чикаго, он получил уйму внимания от чересчур усердных социальных работников-идеалистов и жадных до внимания светских людей, желающих стать следующей «Большой белой надеждой» для неимущих детей. Он мог различить на расстоянии сотни шагов и отпугнуть или рассердить с пятидесяти шагов. Но это так отличалось от того, что он увидел здесь.
Терпение, любовь и радость светились в ее улыбке, наполняли чувствами ее голос. Даже самый измученный уличный ребенок мог почувствовать ее искреннее удовольствие от работы с этими детишками. Даже он.
Что-то древнее и примитивное всколыхнулось в нем. Его инстинкт самосохранения. Интуиция никогда не направляла его в неверном направлении. И прямо сейчас его инстинкты кричали ему развернуться и бежать — не идти — к ближайшему выходу и оказаться где-нибудь подальше от Сидней Блэйк. Кричали, что она темная лошадка. Что она не та, кем кажется. Он не доверял тем, кого не мог прочитать, чьи мотивы он не мог уловить. По иронии судьбы, все, что люди знали о нем, было искусно созданной маской. Но, будучи так близко к успеху, он не мог позволить существовать неведомому. Особенно, если это неведомое играло такую важную роль в его победе. Разумно было бы отступить, перегруппировать и реорганизовать. Без Сидней. Просто уйти...
Он остался стоять в дверях.
— Хорошо, мы продолжим в понедельник.
Она улыбнулась, закрыв обложку читалки, и подняла взгляд. И замерла. Нежность исчезла из ее светло-карих глаз, а изгиб чувственного, мягкого рта затвердел. Вот так быстро появилась любезная, отчужденная светская львица. Часть его прокляла ее появление. Потребовала возвращения ранимой, достижимой женщины, которая говорила, смеялась и слушала девочек, внимающих каждому слову, что она произносила, как будто рассказывала о сияющих вампирах и полуобнаженных оборотнях.
Внезапно он понял, что стал объектом внимания двадцати одной пары глаз. Одна закрылась от него, другие любопытствовали. Черт, даже находясь перед столом, за которым сидели инвесторы и акционеры, он никогда не чувствовал себя так неуютно.
— Сидней, к тебе посетитель, — объявила его проводница, нарушая неловкое молчание. — Девочки, обед готов.
Комната заполнилась скрипом стульев и юными голосами, прежде чем поток детей хлынул наружу. До его ушей донесся шепот: «красавчик», «вот это Сидней отхватила» и «чееерт». Он подавил улыбку и взглянул на женщину, все еще стоящую рядом с ним, которую проходящие мимо девочки приветствовали как мисс Иоланду. Уголок ее рта дернулся, будто бы сдерживая улыбку.