После возвращения в Грановитую палату и рассаживания гостей Федор Иоаннович благословил молодоженов и пожаловал мне в кормление город Тверь с окрестностями, а также приказал возвести терем для меня в Московском кремле. После непродолжительного присутствия он с женой удалился с пира.
Годунов тоже что-то пожаловал, приданным долго хвалился, но я уже подустал от избытка впечатлений и потерял нить тоста. Спустя некоторое время нас проводили из зала в опочивальню. Стол, рядом с высоким ложем, укрытом мехами, был уставлен блюдами со свадебного стола.
Дурацкая ситуация — подумал я — вот передо мной законная жена, надо теперь с ней познакомиться.
Ну конечно, по прежней жизни, был у меня кое какой опыт. Немножко поболтали, поели, выпили вина. Я рассказал, как на охоту на зайца ходил с мешком, морковью, да понюшкой табака. Она посмеялась, но сказала, что байку ту уже слышала. В общем познакомились. Дело то молодое, опять же жена.
Наутро слуги развели нас по баням.
В моей бане был Годунов.
После нескольких заходов в парилку и дубового веничка стало хорошо и мы с тестем сели отдохнуть в предбаннике под закуску и пиво.
— Ты с женой молодой поберегись оле. — Начал разговор Годунов.
— Как это?
— Въняти слову моему. Государю ты брат и в большой чести ныне, обно коли у тебя первого народится мальчик, Федор Иоаннович может осерчать и опалу возложить, с иными князьями похуже бывало. Понял ли?
— Понял Борис Федорович.
— Мы ныне семья, ты сын мне. Государь плох. Молитвы творит беспрестанно, плоть постами умерщвляет, грядеше к монастырям во всякую слякоть, або Господь глух к нему. Ни наследника не дает, ни здоровья. Настолование бяху в пусте быть. Тебе мню бармы на плечи взять надобно.
— Блазнишь, Борис Федорович?
— Онеже восхотел, сам бы Мономахову шапку примерил, абно вещий ты суть. Верю тебе. Не желаю яз смерти чадам своим ценою барм на плечах. Лихолетье грядет, посему на высоком престоле должон сидеть природный государь от корня царского. Потому дщерь свою единую за тебя отдал. Або не азм, наследок мой царские бармы наденет. — Тут он сделал паузу. — Бо разумиешь, опричь меня сожрут тебя бояре нарочитые?
— Аминь, Борис Федорович.
— Впредь должны мы купно бысть. Тщеты имею великие: желаю имать войско царское, абно опричь князей строптивых, хотением томлюсь школы заложить не хуже немецких, да фряжских, дабы своих имати русских людей розмыслами. Деля того надобно привабити иноземцев хытрых. Абно церковь наша схизматиков не терпит. Чаю пря случится со святыми людьми. Посему надобен деля меня ты на троне Московском онеже право твое первородное.