— Так… все проверено, припасы доставлены, медикаменты тоже, сменная тара готова, нехватка сук решаема. Встречаемся здесь завтра за час до прибытия покупателей. Не забудь про камеры наблюдения.
Трое мужчин развернулись и пошли обратно тем же путем, что пришли. Последний использовал карту-ключ и когда массивная дверь открылась – бесшумно и легко – принялся затаскивать внутрь рюкзаки. Плита двери вновь закрылась. Заброшенная промышленная зона снова опустела.
Спустя долгие четверть часа под потолком послышался едва заметный шум. Послышался и затих. Ультрасовременный дрон паук немного изменил позицию, втиснувшись в узкую щель между двумя трубами, закрепился понадежней, выбрал наиболее удобный ракурс для объективов и его черное матовое тело замерло. Второй паук не двигался, его позиция и без того идеальна. Пауки пришли сюда следом за одним из четверых незнакомцев – тем, что пришел сюда первым. Он был другом Игольщика, о нем имелось немало упоминаний на харде из компьютера Гизо, что часто упоминал о кореше технике немало помогшем с настройкой протеза руки превращенного в татуировочную машинку.
Захваченные изображения и звук были уже переданы на защищенные сервера дознавателей, копия отправлена на висящий над куполом тяжелый полицейский корабль.
— О Господи… – эти слова вырвались у не слишком то и верующей в высшие силы Марлин сами собой.
На миг перестав быть холодной и уверенной телохранительницей она стала обычной девушкой пораженной до глубины души. Перед ее глазами замелькали виденные однажды газетные статьи и фотографии. Трупы и кровь, много крови. Упоминание о маленькой девочке, но никаких следов ребенка кроме все той же крови… статья о убитом главе семьи, о изнасилованной и убитой женщине, о искалеченном пацане пережившем и видевшем такое, от чего никогда не оправится и взрослый.
Она сумела вернуть себе самообладание. Вернуть контроль над совершенно лишними сейчас полыхнувшими эмоциями. Опустила взгляд на брата Джорджи съежившегося у ее ног. Звякнула о пол опустевшая металлическая фляга. Она поняла – это правда. Все сказанное Нортисом – правда. Бескорыстно помогший множеству обездоленных людей смиренный монах – насильник и детоубийца.
Он и не пытался опровергнуть страшное обвинение.
Разом опьяневший от большой дозы крепкого алкоголя брат Джорджи плакал, размазывая по щекам слезы. Он всхлипывал словно ребенок. И при этом в его плаче чувствовалось облегчение. Искреннее неподдельное облегчение крупно нашкодившего ребенка чей безобразный проступок наконец-то раскрылся, больше не надо врать, сейчас последует суровое справедливое наказание, а затем – безмятежное спокойствие. Наверное, это просто глупая выдумка, но почему-то Марлин подумалось именно так.