На зябкой грани инобытия - Ирина Васильевна Каренина

На зябкой грани инобытия

В этой удивительной книге вы откроете мир новых возможностей и историй, где каждый персонаж и событие приносят с собой неповторимую глубину и интригу. Автор волшебным образом сочетает элементы фантазии, приключения и человеческих драм, создавая непередаваемую атмосферу, в которой каждая страница — это путешествие в неизведанные миры. Поднимите книгу и готовьтесь погрузиться в мир, где слова становятся живыми, а истории оживают перед вашими глазами.

Читать На зябкой грани инобытия (Каренина) полностью

* * *
Очередные дон Карлос и донья Клара
Ввязываются в эту историю
С кларнетом и бусами из кораллов.
Клара, лаская пальцами блестящие клапаны,
Вздыхая в просторной студии, обставленной
Строго в соответствии с канонами минимализма,
То есть — аскетично и монохромно,
Плюс немного хрома и никеля
(XXI век предполагает хай-тек),
Вспоминает: ах, как чудесно играл он каприсы Штадлера,
Бедный, любимый дон Карлос,
Как же так получилось,
Как могли мы так глупо расстаться,
Забрав на прощанье самое ценное,
Что было у нас друг для друга?
Карлос, накрутив на запястье
Нитку кораллов, перебирая бусины,
Сосредоточенно размышляет,
Что скажут друзья и коллеги,
В особенности по оркестру,
В особенности Хуанито,
Второй кларнет, молодой красавчик,
И что теперь с этим делать.
Наверно, придется
Вспоминать непутевую юность,
Брать в руки гитару,
Заводить хрипловатым голосом
Любимые coplas romanceadas,
Те, что певали мать, и тетка, и бабушка —
Весь ведьмовской кагал
Старых кварталов Города Пресвятой Троицы
и Порта Госпожи нашей Святой Марии Добрых Ветров.
Что ж ты наделала, mi tristeza, вздыхает дон Карлос,
Мы могли танцевать креольские вальсы и байлесито,
Muy bonita Clara, тонкая, ясноокая,
Как же так получилось, любимая,
Как же так получилось…
В этот момент нитка перетирается,
И отшлифованные розовые горошины
Сыплются ему на колени.

* * *
Печаль моя светла и бесполезна:
Ни мир не переделать, ни себя.
Распахнутая, искренняя бездна
Глядит в меня, жалея и скорбя.
И в утреннем троллейбусе скрипящем
С такими же усталыми, как я,
Так просто помолчать о настоящем
На зябкой грани инобытия.
О сколько дней — прекрасных, не последних —
Нам в мире этом радостно отбыть…
Нас — изумительных, сорокалетних —
Еще любить, любить, любить, любить!
Пока мы горько-красным красим губы,
Оборки расправляем наугад,
И кутаемся в розовые шубы,
И дышим, и рифмуем невпопад.

* * *
Счастьем мог быть, но на сердце лег плитой.
Время мое источено пустотой —
Жадным червем, превращающим жизнь в труху.
Счастьем мог быть, а бормочет мне чепуху.
Странная в мире моем настает пора —
Дом выдувают насквозь чужие ветра,
Листья летят, как воздушные корабли,
Ноги пружинят, вверх несут от земли.
Даже на кухне, сковородой гремя,
Моя кастрюли, пищу творя нам днесь,
Я ощущаю: где-то моря штормят,
Я не с тобою, я не сейчас, не здесь.
Вымело сор из избы моей лубяной.
Больше я не пою про «Побудь со мной».
Светлая наледь, осень моя при мне,
И полыхает герань на моем окне.

* * *
Я тебя попрошу… Только я разучилась просить.
Доверять — неподъемно, а не доверять — несносимо.
Ты не бог, дай мне хлеба, чтоб есть, и вина, чтобы пить.