* * *
Проводив Джунковского, Кудашев отпустил автомобиль и сел на своего Кара-Ата.
— В резиденцию!
Итоги дня подводили вдвоём с Дзебоевым.
— Есть ещё новость, Александр Георгиевич, — Дзебоев протянул Кудашеву папку с надписью «Личное дело». — Джунковский через своего ташкентского прокурора освободил из-под стражи фотографа Минкина. Нас можно поздравить с приобретением. Минкин — наш первый секретный сотрудник с жалованием в семьдесят рублей в месяц. Чистая азиатчина. Здесь женят и выдают замуж, не спрашивая согласия молодых! Ладно, может, этот «сексот» пригодится не только Джунковскому.
Тоже ещё не последняя…
Свадебная!
Мне третью ночь всё тот же сон
Тревожит грёзой взор:
Мой вороной, мой верный конь
Зовёт меня в дозор.
Я поднимаюсь и в седло
Черкасское сажусь,
И на душе моей светло,
Ушла из сердца грусть.
Нам Млечный Путь тропою был,
Струился гривы шёлк.
Нас звёздный дождь в ту ночь омыл,
Как в сказке, конь мой шёл.
И я летел меж грозных туч
На вороном коне...
С таким товарищем ничуть
Не страшно было мне.
Мой конь растаял в свете дня,
Я снова на земле.
Но час придёт, и знаю я:
Вернётся друг ко мне!
Татьяна Андреевна и Лена захлопали в ладоши.
— Молодцы! Когда только успели, вроде и не репетировали! — похвалила мужчин Татьяна Андреевна и потребовала: — Ещё! Помнишь, Максим Аверьянович, у Филимоновых вы про атамана Кудеяра пели?
— Разбойничьи песни только после пятого стакана! — пошутил Баранов. — Но на сегодня хватит. Почитайте лучше что-нибудь.
Александр Георгиевич повесил на стену гитару. Максим Аверьянович аккуратно убрал в футляр флейту.
На Андижанской в доме Барановых тепло и уютно. Истинная тихая гавань! Снова пили чай с ватрушками и пирогами с вязигой. Слушали Вяльцеву. На широчайшей деревянной тахте, накрытой несколькими текинскими коврами, место нашлось троим: ближе к стеночке плечо к плечику Александр Георгиевич и Лена, ближе к краюшку — Татьяна Андреевна. У топящейся печи с приоткрытой чугунной дверцей с вязаньем старая казачка Пантелеева. Максим Аверьянович курил в приоткрытую форточку. Леночка вслух читала «Войну и мир».
— Что за несчастье с нашей Россией. За всю историю ни одно поколение войны не миновало! — вздохнула Пантелеева.
— Максим Аверьянович! — окликнул Баранова Кудашев. — Пора свадьбу играть. В первое же воскресенье. Давайте готовиться. Неизвестно, где я буду, и что со мной будет не то, что после Рождества, послезавтра! Согласна, Леночка?
— Как скажешь, Саша! Да, согласна! — Леночка прижалась щекой к щеке Александра Георгиевича.
— Что, Ташкентское начальство озадачило? — вдруг нахмурился Максим Аверьянович.