Всадникам отряда Карасакала не до горных красот. Они вышли в горы не на праздную прогулку. Их путь не назовёшь лёгким.
Когда-то тысячи лет назад подземные силы надкололи в этом месте гигантский каменный хребет.
Вступая со стороны Кара-Кумов в лабиринт ущелья, поднимаясь по серым гранитным ступеням, поросшим кустами боярышника и дикой ежевики, ежеминутно форсируя безымянную речушку, стремительно несущую вниз свои хрустальные воды, до последнего мгновения пребываешь в уверенности, что вот-вот, за следующим поворотом ущелье расступится, и пред тобою откроется неоглядный простор…
Пустое! Ущелье неотвратимо сжимается, скалы становятся всё отвеснее, карнизы, идущие к вершине — всё у́же, и в конце концов исчезают вовсе. Всё темнее, всё мрачнее становится в ущелье, всё тревожнее становится на сердце. Непроизвольные слово, кашель, потревоженный камешек откликаются многократным эхом, способным вызвать снежный, а то и каменный обвал. Здесь нельзя заблудиться, но и некого позвать на помощь. Нежданная гроза либо снегопад в минуту превратят поэтичную горную речушку в свирепого кипящего красной глиной демона, сметающего всё на своём пути. Здесь у самых твоих ног могут рождаться молнии. Горе странникам, застигнутым грозой в таком ущелье. Гроза уйдёт и оставит волкам и грифам роскошное пиршество…
Вот место, избранное отшельником для уединённого жилья!
Табиб-ага не стал ставить юрту либо строить дом на дне ущелья, чтобы наверняка не стать заложником стихии. Он выбрал местечко повыше, посуше, но по соседству с ручейком, отвесно падающим с неприступной высоты.
Козья тропа, начинающаяся со дна ущелья, немыслимыми зигзагами петляет по его правой стороне, поднимаясь то выше, то опускаясь и поднимаясь снова, нигде не выводит на вершину хребта, но обходит тупик и поворачивает по карнизу, недоступному для путника, на левую сторону щели. Кругом, кругом, да снова в угол!
Вот эта самая тропа раз и привела Табиб-ага к пещере, точнее к сферической полости в скале, надёжно прикрытой от осадков и камнепада широким гранитным козырьком. За лето удалось возвести две каменные стены, забить щели глиной. Вход завешивался старой кошмой, узкое оконце в зимнее время служило дымоходом. От хищников на ночь вход закладывался камнями, но за много лет ни барс, ни волки ни разу не побеспокоили отшельника. Туркмены не живут в таких саклях, но Памир, Гиндукуш и Кавказ хорошо знакомы с такими жилищами, в которых живут и местные князья и простые труженики.
Очаг, чугунный котелок, жестяный чайник-кумган, лежанка, заправленная потёртым ковром, пара выделанных козьих шкур — вот и все хозяйство. Под высоким сводом на натянутых шнурах — высушенные пучки, кустики и ветви лекарственных растений. Сакля табиба благоухает всеми ароматами цветущего Копет-Дага — от арчевой смолы и сушёной ежевики до алых гранатовых лепестков и горного мумиё!