Там же под навесом на старой кошме спит «без задних ног» туркменский алабай — волкодав по кличке Ёлбарс. На него пиршественные запахи уже не действуют. Ёлбарс получил свою долю ещё, когда резали барана и забивали птицу. Старый казак Василий Пантелеев готовит плов. Подросток-казачок из полкового оркестра в ответе за топливо: ударами ломает об острый край камня ветви саксаула.
У ворот останавливается фаэтон.
— Приехали! — казачок бежит открывать ворота.
Ёлбарс лениво поворачивает голову и без особого интереса смотрит на вошедшего. Этого человека алабай знает. Даже если бы не знал, в светлое время да ещё в присутствии стольких домашних — поднимать лай — ниже достоинства пастушеской собаки! Пусть кто-либо из чужих попробует забраться во двор ночью либо в отсутствие хозяев!
Встречать гостей на крыльцо вышел сам хозяин дома — Максим Аверьянович. К его удивлению от ворот по дорожке красного кирпича шёл один Дзебоев. Не здороваясь, уже виделись, Баранов спросил:
— Почему один? Сашка где?
— Он потом. Дело у меня к вам.
Баранов нахмурился.
— Дело, говоришь? Ну, давай в дом.
В прихожей Дзебоев оставил фуражку и саблю, проследовал вслед за хозяином в гостиную, где ещё суетились, накрывая на стол, сама Татьяна Андреевна, Лена и пожилая казачка, жена нестроевого Пантелеева.
Дзебоев коротко поздоровался.
— Ну-ка, на минуту освободите зал, — приказал Баранов домашним. — У нас разговор будет!
Женщины недоумённо переглянулись и направились к двери. В семьях казаков не особенно принято обсуждать распоряжения хозяина дома да ещё в присутствии посторонних!
— Останьтесь, Татьяна Андреевна, — попросил Дзебоев.
Баранова присела на край дивана. Пантелеева вышла из зала после Лены и прикрыла за собой дверь.
Баранов встал возле супруги, его крепкие руки до боли в ладонях сжимали черкесский в серебряных бляшках пояс, на котором неизменно висел тяжёлый длиной более аршина кубачинский кинжал. Он был готов к любым неприятностям.
— Не томи! Что случилось, Владимир Георгиевич?
— Татьяна Андреевна, Максим Аверьянович! — Дзебоев не спеша расстёгивал свою офицерскую полевую сумку. — Я здесь по поручению Александра Георгиевича Кудашева. Он просил меня передать вам некоторые вещи. Это вам, Татьяна Андреевна, а это — Максиму Аверьяновичу!
Дзебоев протянул хозяйке дома небольшой, в ладонь, свёрток белой пергаментной бумаги, перевязанный розовой ленточкой, а самому Баранову — коробочку, оклеенную кожей зелёного хрома.
— Что это?
— Почему, зачем?
— Если принимаете подарки, будем говорить дальше.
Вдруг лицо у Татьяны Андреевны осветилось. Она поняла. Баранов остался мрачен, держал в руках коробочку, как мину, готовую взорваться.