— Я тоже очень люблю тропинки, — вырвалось у Димы. — Когда вспоминаешь о детстве, то почему-то вспоминаются именно тропинки, а не дороги.
Лицо девушки внезапно омрачилось.
— Да, — сказала она с непонятной печалью. — Дороги — это то, что уводит из дома. Из детства.
Она почему-то заторопилась.
— Извините, я должна идти.
— Мы встретимся? — вопрос сам вырвался у Дмитрия.
Девушка улыбнулась ему ласково и печально и, ничего не ответив, направилась к двери.
— Куда же вы, королева, — ёрничая, воскликнул Эбис. — Скажите нам хотя бы имя своё!
Она не обернулась…
И ушла… Исчезло пленительное видение. Будто погас солнечный луч. Вот уже и шаги её поглотила тишина.
— Ничего бабец! — одобрительно крякнул Эбис.
Слова коллеги поразили Дмитрия, как удар.
— Как ты так можешь?! О ней?! Разве ты не видишь, какая она? Она… Она… — он не мог найти подходящих слов.
— Ну, ну, — подначивал его Эбис. — Какая же она?
— Она неземная!
— Неземная! — подхватил Эбис, непонятно почему зверея. — Они все очень земные! Очень! Это ты какой-то не от мира сего. Запомни! Они любят не тех, кто глубже о них вздыхает, а кто крепче их обнимает!
— Она не такая!
Эбис стиснул зубы и натопорщил усы.
— Всё, что природа дала девушке, она дала, чтобы девушка это использовала в процессе своей жизнедеятельности. А не для того, чтобы стыдливо от этого отворачиваться. Ну, чего ты надуваешься и синеешь? И вообще, мне трудно с тобой разговаривать. Когда я излагаю тебе общеизвестные прописные истины, то чувствую себя циником из циников.
— Да! Ты — циник!
— А ты — ханжа!
Спор стал перерастать в ссору. И не просто в ссору, а в такую, когда сыпятся несправедливые оскорбления. И чем несправедливее и обиднее каждое из оскорблений, тем большую радость доставляет оно оскорбляющему. Не желание выяснить истину руководит распалёнными противниками, а желание побольнее уязвить.
К счастью, этого не случилось. Дверь отворилась, и в комнату вошли радостные, улыбающиеся дед Фёдор и баба Федирка. Казалось, что они пришли поздравить одного из приятелей с днём рождения.
Баба Федирка плыла, словно большая баржа. Дед Фёдор выхрамывал бодрым петушком, задрав голову и выпятив грудь. За ухом у него, как у довоенного бухгалтера, торчал карандаш. В руке он держал клочок бумаги в клеточку.
Спорящие умолкли и с удивлением смотрели на хозяев.
— Хороша девка! Ой, хороша! — с энтузиазмом воскликнул дед Фёдор, потрясая листочком. — К кому она приходит? К вам? — он подмигнул Дмитрию Марковичу. — Пусть приходит. Вот я тут подсчитал. Она два раза приходила. Правильно? Клубники больше будет. Так… На сорок восемь рублей больше продадим! Недаром её называют Той, от которой клубника лучше растёт!