‒ Твоя очередь.
Я делаю глубокий вдох и затем выдох.
‒ Я набил ее, когда умер мой отец, Джозеф, ‒ произношу я и делаю еще один прерывистый вдох. Эта потеря стала худшим, что мне пришлось пережить. ‒ Он взял свою лошадь и уехал. Ее звали Сэм. Потрясающе аккуратная верховая, на которой он проводил уроки с местными детьми.
‒ Он уехал с пастбища и упал с лошади. Мы не знаем, как именно это произошло, но когда Сэм вернулась домой без него, мама поняла, что с папой стряслось что-то ужасное.
Я не могу смотреть на Макс, пока рассказываю ей, как умер отец. Не хочу видеть жалость в ее глазах, это может сломать плотину эмоций. Я так и не смирился с внезапной потерей этого человека. Время приглушило боль, но оставалась глухая боль постоянной тоски по нему.
‒ Мама взяла Дакоту и нашла его в поле. Он еще дышал, но уже не реагировал. Когда приехала скорая помощь, было уже слишком поздно. Шея сломана в трех местах. Мама сняла его с аппарата жизнеобеспечения через четыре дня. Конечно, в тот момент меня не было дома. Она держала его на аппарате до моего приезда. Мы были рядом. Он был отличным человеком, который любил семью и жизнь.
Макс не убирала палец, пока я рассказывал грустную историю потери отца. Человека, которого я, по-моему, подвел, когда стал тем, кем являюсь сейчас; человека, который был моим лучшим другом. Она продолжала обводить каждую черточку крыла, пока не добралась до кончика самого последнего пера, тогда она, наконец, заговорила.
‒ Мне жаль, Сейдж.
Я не смел и надеяться на эти простые слова, и потому потерял дар речи. Многие говорили мне то же самое, но никто не произносил их с той же глубиной и искренностью, что Макс. Они говорили потому, что это следует сказать. Но почему-то ощущалось, что она говорила со смыслом. Эти слова пришли откуда-то из глубин ее души, потому что ей и правда не все равно.
Сколько раз в прошлом я отвечал «Спасибо», что теперь этого кажется не достаточно, так что вместо этого я медленно целую ее в макушку, надеясь, что она почувствует мою благодарность через действия.
Макс сразу принимает мое молчание и сдвигает пальцы по прессу на татуировку с другой стороны груди.
‒ А это о чем? Я знаю, что это иврит, но что тут написано?
Я опускаю взгляд и вижу, как ее прекрасный маленький пальчик двигается вдоль черных линий над сердцем.
‒ Это означает «прощение». Я сделал ее после первого убийства, первой отнятой мной жизни. Это был известный наркобарон, который помогал переправлять контрабанду героина в штаты. Хоть он и был плохим человеком, лишив его жизни, я не почувствовал ни малейшего удовлетворения. Вместо этого мне досталось жуткое ощущение сожаления и отвращения. Вообще-то меня даже вывернуло там. Меня всегда учили, что вредить другим людям, физически или морально, плохо. И это плохо. Отнимать у кого-то жизнь ‒ плохо. У меня нет права играть роль Бога.