Хотя я сильно помог «хорошим», я не мог не думать о людях, что любили того человека. Они меня не знали и никогда не узнают, но я всегда надеялся, что, может быть, они смогут простить, что я забрал его у них. Еще мне нужно было самому простить себя.
Макс отклоняет голову назад, чтобы взглянуть на меня.
‒ И ты простил себя?
Я улыбнулся.
‒ Нет, но все еще пытаюсь.
И впервые я чувствую, что это возможно. Она охватывает меня своим голым телом в крепком объятии, и я чувствую, как член резко дернулся. Знаю, что если не закончить сейчас, то мы весь день проведем в этой кровати.
‒ Что стало с твоими родителями, Макс? ‒ спрашиваю я. Единственное, что она рассказала мне про приемные семьи, ‒ что ее чуть не изнасиловали и потом научили драться.
Я чувствую, как ее тело слегка напрягается, поэтому прижимаю ее поближе к себе и целую в лоб. Она делает глубокий вдох и на выдохе расслабляется рядом со мной.
‒ Я родилась у наркоманов. Мои родители были наркоманами. После моего рождения они завязали на несколько недель, а потом решили, что просто не хотят быть родителями. Что просто не хотят меня.
Я слышу боль в ее голосе, когда она рассказывает, что ее так и не удочерили. И что все боялись, что у нее могут оказаться какие-то последствия от наркотиков, и как одни опекуны обращались с ней как с одержимой. На этом и еще в паре моментов из историй про издевательства я напрягся. Затем она делится со мной, как путешествовала в поисках тех, кто записан в ее свидетельстве о рождении, и как узнала, что они умерли от передозировки.
Грудь сжимается от мысли, через что она прошла, пока росла. Я хочу выследить всех, кто довел ее до слез, и избить каждого до того, чтобы он, весь в крови, извинялся, выплевывая осколки зубов. Ее никто никогда не любил по-настоящему, кроме, может быть, Джун, но и ее нельзя считать, если говорить о родительской любви.
‒ Что насчет приемных родителей? Которые дали тебе пистолет? Понятно же, что они заботились о тебе, раз научили защищаться, ‒ говорю я.
‒ Мэг и Джим. Я их очень люблю. Мы поддерживаем связь, но у них свои дети и недавно они снова стали дедушкой и бабушкой. Они приглашают меня на все семейные праздники, но я никогда не чувствовала себя достаточно уверенной.
Я чувствую, как ее плечи вздрагивают рядом со мной.
‒ Мне кажется, что я буду мешать. Как пятое колесо в телеге. Это никак с ними не связано, все дело во мне, ‒ в ее голосе слышится нотка печали, и это беспокоит. Я хочу как-то поддержать ее, но не знаю, что именно сказать.
Так что вместо ответа на ее рассказ я делаю то же, что делала она. Я обхватываю ее обнаженное тело так же, как она, и сжимаю. В ответ она начинает смеяться.