Я усмехнулся.
— Какие операции тебе больше всего нравятся?
Я нахмурился.
— Никто никогда у меня этого не спрашивал.
— Зато теперь у тебя, — она подняла пальцы и сверилась с телефоном, — десять фанатов. — Остин пожала плечами. — Ты должен дать им желаемое, а один из комментаторов хочет знать, какой тип операций твой любимый. Полагаю, я смогу воспользоваться этой темой в третьем посте за эту неделю.
Я наклонил голову и похлопал на свободное место рядом с собой. Понятия не имел, почему она такая милая после моего дерьмового отношения, но был не против.
Она плюхнулась на диван рядом со мной и подогнула под себя ноги, выставив большую их часть.
Слишком много ног.
М-да, дружба с Остин сведет меня в могилу.
— Хорошо, — я прокашлялся. — Тогда, не знаю, можно ли назвать это любимым, но я люблю подтяжку живота.
Выражение лица Остин с широко раскрытыми глазами уже было классикой.
— Тебе нравится подтягивать людям животы и вырезать жир?
— Все немного сложнее, но, знаешь, ко мне за подтяжкой обращается много рожавших женщин, и я всегда говорю себе, что это меньшее, что могу для них сделать. Помочь вернуть дородовую форму. Женщины приходят после сильной потери веса и, возможно, это глупо прозвучит, но для меня честь с ними работать.
Остин широко улыбнулась.
— Что ж, разрази меня гром, но у Тэтча Холлоуэя есть сердце.
— Ха-ха, — я покачал головой. — Да уж, не говори никому. Не стоит рушить мою репутацию сволочи.
Она закатила глаза.
— Я тебя умоляю, ты только что заполучил самую престижную награду в пластической хирургии, и во сколько? Тридцать два? Я бы сказала, что у вас хорошая репутация, доктор.
Все мое тело ожило, когда она назвала меня так. За все недели знакомства, даже когда встречались, она никогда не называла меня «доктор».
Думаю, моему члену это даже слишком понравилось.
Тело буквально тянулось к ней. Пульсировавшая в носу кровь устремилась кое-куда в другое место.
Дьявол.
— Ладно. — Остин хрустнула пальцами. — Так покажи мне. Я твой пациент, где ты разрежешь?
— Разрежу?
— Резать. — Она изобразила быстрое движение ребром ладони. — Ну, места, где ты делаешь надрез. Сколько их? Какие глубокие? Ты прямо туда засовываешь трубку?
— Воу, как много вопросов.
— Дай читателям желаемое.
— Ну, — начал я, облизнувшись и наклонившись вперед. Мы были в дюйме друг от друга, когда мой указательный палец скользнул по ее тазовой косточке и двинулся дальше. — Обычно, — произнес с дрожащими руками, — я спрашиваю пациента, где у них начинается линия купальника или трусиков, так как большинство разрезов делается слишком высоко.