— Мы отыскали его в отделе разработки ракет. Чвезза вернул его туда, посулив за хорошую работу возможность когда-нибудь увидеться со мной и Йонге. Мы... — автоматон запнулась, сосредоточенно глядя перед собой, — наверное, от пребывания на этом жутком корабле мы все немного утратили рассудок. Из подручных средств Рудольф собрал оружие. Мы убили тех, кто пытался преградить нам путь и угнали экспериментальный образец ракеты, звездного корабля без парусов. Дредноут лувиев уступал нам в скорости, зато шедшие рядом фрегаты могли догнать, обстрелять и захватить в плен. Мы рванули к Провалу Кесселя, надеясь, что преследователи не рискнут сунуться в тамошний первозданный хаос обломков разрушенных планет и рождающихся звезд. Йонге и я рассчитали маршрут рывка сквозь Провал, чтобы выйти к Каппе Угольника. По слухам, там, в колонии Забвение, обосновалось содружество калхи.
— А слизняки-то вам зачем понадобились?
— Ксеномедицина, — с легкой укоризной в голосе произнесла Фелиция. — Никто не сравнится с калхи в области изучения и излечения тяжелых случаев болезней иноземцев. Если кто и мог извлечь эмбрионы скульд, сохранив жизнь носителям, так это калхи. Мысли о Забвении стали нашей соломинкой надежды в бушующем море отчаяния и безнадежности. Все пошло не так, как мы наспех распланировали. Нам удалось сбросить с хвоста погоню, но лишь потому, что нас подхватил и увлек глубинный шторм. Пространство в Провале живет по собственным непостижимым законам, выворачиваясь в петлях обратного времени и завихрениях преобразующейся материи. Удирая, мы взломали сейфы в лаборатории Чвеззы. Выгребли весь хранившийся там кварцолит, наполнили баки нашего челнока топливом, но запасов оказалось недостаточно. Энергия моей жизнедеятельности получается от экстраполяции кварцолитов, так что Йонге вынул их из меня и переставил в приборную панель ракеты. Мы ликовали, обретя свободу, и пришли в ужас, найдя на борту всего лишь десяток аварийных пайков с белковыми галетами таульгар. Они отвратительны на вкус, но выбирать не приходилось. Ракета почти не поддавалась управлению, Йонге не мог сориентироваться и рассчитать курс. Мы летели в железном ящике неведомо куда, не сознавая: мы все еще мечемся в Провале, вырвались за его пределы или провалились на изнанку галактики? Сформировавшиеся эмбрионы начали рваться наружу, и только тогда мы поняли, что Рудольф тоже заражен. Он скрывал это до последнего, чтобы друг не отвлекался от управления кораблем, тревожась за него. Мы поняли, что не доберемся до Забвения или какого-нибудь обитаемого мира. Обреченные на посмертную вечность в безмолвии Эфириума, мы делали вид, якобы ситуация полностью под нашим контролем. Йонге выдвинул рискованную идею: воссоздать канал эмпатической связи между пребывающим в утробе эмбрионом и объектом-носителем. Мозг альясов огромен и восприимчив. Вероятно, он в состоянии уместить в себе и сохранить психоментальную матрицу хумансоо...