— Пожалуйста, — попросила Дарька, она совсем перестала обижаться.
Слушала не без интереса. И понимала, что Терпилов был почти прав. Почему «почти»? Ну, уж нельзя, наверное, говорить, что, записывая музыку, она не вложила в неё ни капельки души. Хотя, Макферерли тоже о чём-то таком говорил…
— Подождите пару минут, — попросил Вадим и, спрыгнув с высокого с табурета, пошёл к выходу.
Как и обещал, вернулся через две минуты с громоздким чемоданом. Положив его на стол, открыл. Достал сверкающий полировкой чёрно-белый аккордеон. Накинув на плечо ремень, уселся на стул. Кашльнув, спросил:
— Готовы?
— Вполне, — ответила девушка, повернувшись к стойке спиной. — Что вы собираетесь мне сыграть?
— Давайте так, — попросил Вадим. — Сначала исполню одну вещицу, а потом вы скажете мне название. Или хотя бы имя композитора. Условия принимаются?
— Принимаются, — насторожённо улыбнулась Дарька.
— Тогда поехали.
Терпилов играл минут пять. Дария, чтобы не отвлекаться на зрительные образы, прикрыла веки и совершенно искренне попыталась всем своим существом прочувствовать музыку. Подходя к эксперименту скептически, она собиралась разнести Вадима в пух и прах, но уже через несколько секунд волны экспрессии, выдуваемой мощными мехами под быстрыми пальцами виртуоза, лёгкий свист верхних нот и густые трубы басов захлестнули её в водовороте ощущений. Мелодия, выдаваемая Терпиловым то как бы порционно, то накатами, казалась смутно знакомой, но назвать имя композитора…
Нет, даже гадать не стоит. Просто слушай!
— Ну и что это? — голос Вадима, закончившего играть, донёсся словно из другого измерения. — Узнали?
— Что? — переспросила девушка, открыв глаза. — Вы что-то сказали?
— Я спросил — вы узнали мелодию? Кто композитор?
— Что-то знакомое… — пробормотала Дарька. — Но… Нет, я точно её слышала, однако сказать с полной уверенностью, кто сочинил… Франсис Лей? Ошиблась, да?
Терпилов оглушительно расхохотался. Но через минуту опомнился. Выдохнул. Отхлебнув сока, произнёс.
— Нет, Дария, это вовсе не Лей. Это вы. Композиция № 4 с вашего собственного альбома. «Яблоко раздора», кажется?
У Дарьки потемнело в глазах.
Какой позор! Не узнать собственную вещь… Она чувствовала, что от обиды на этого провокатора и, что гораздо более чудовищно — на саму себя, сейчас потеряет сознание. Видать, почувствовал это и Вадим. Девушка ощутила на своих плечах чужие руки.
— Что с вами? — голос Вадима звучал встревожено. — Вам плохо?
— Ннн… нет… — промямлила девушка. — Мне… мне стыдно…
— Что ж… Уже нечто, — кивнул Терпилов, разжал руки и подал ей чашечку с так и не выпитым кофе. — Теперь, надеюсь, вы понимаете, что слова о душе — не пустой звук.