Я окинул взглядом два десятков тараканов, находившихся в кабинете. Искал Золю, но ее нигде не было…
— Агамемнон… — донесся с гриба слабый, но удивительно красивый голос Катерпиллера, — мальчик мой, подойди…
Я, не чувствуя под собой лап, двинулся к умирающему. Усы мои обвисли, все тело как-то обмякло, лапки стали словно ватными. Теперь я понимал, что утренняя злость на старика была вызвана дурной ревностью, на которую я не имел никакого права. Ведь еще вчера, только увидев Семена, я сразу понял, что передо мной великий таракан, гениальный, значительный. Что такие личности появляются в нашей среде раз в год, а может, и того реже… Что же произошло? Как мог я усомниться в порядочности этого замечательного мыслителя и неутомимого деятеля. Даже сейчас, находясь на смертном одре, он излучал чудовищную энергию, и от него буквально исходил запах неукротимой жизненной воли…
— Семен, что случилось? — спросил я, подойдя к грибу. — Почему вы в таком состоянии?
— Кыш, косоглазые! — тихо рявкнул Катерпиллер челяди. — Оставьте нас вдвоем.
Я не успел оглянуться, как в комнате никого кроме нас не осталось. Семен Обусловович поманил меня поближе своей ослабевшей передней лапой и грустно улыбнулся.
— Жаль, что мы не успели познакомится с тобой поближе, — медленно проговорил он. — Я чувствую в тебе неординарную личность, друг мой. Таких тараканов, как ты, среди моего народа нет… А жаль…
— Что вы! — возразил было я, но Катерпиллер поднял вверх дрожащую лапу, призывая к молчанию.
— Ты помнишь, что я не люблю, когда меня перебивают? Дай старику выговориться в последний раз… Молчи, Агамемнон, и слушай… Тебя мне сам Бог послал. Я это почувствовал сразу, как только ты здесь появился. Я еще со вчерашнего утра неведомо откуда знал, что должно что-то произойти… И произошло… Сынок, ты видишь, что я не в лучшем состоянии, — мучительно улыбнулся старик. — Только не надо опровергать моих слов. Я готов к последнему переходу… Но знай, что теперь я спокоен, потому что в нашей колонии появился новый хозяин…
Я оглянулся. Вокруг никого не было, только из-за двери торчали чьи-то любопытные усы, но обращать на сей факт внимание в такой час я посчитал ниже собственного достоинства. Катерпиллер тем временем, выдержав многозначительную паузу, закончил:
— …Ты.
— Я? — переспросил я, потому что не смог скрыть своего удивления, хоть внутренне давно и приготовился к такому повороту. Интуиция подсказывала. Великая, между прочим, штука.
— Не делай удивленных глаз, — снова улыбнулся Семен. — Ты ж прекрасно понимаешь, что именно за тем, чтобы высказать тебе последнюю волю, я и звал тебя. И про нее, волю мою, ты уже знал… Так?… Ты… Именно, ты.