Все-таки, удивительный таракан. Он буквально читал мои мысли. Но, с другой стороны, я ведь еще так молод! Кто станет меня слушать? Здесь, наверное, полно своих претендентов на престол предводителя.
— Не беспокойся, — и опять Катерпиллер словно вскрыл мой мозг и прочитал засевшие там сомнения, — все уже в курсе. Никто… Запомни, никто не станет тебе возражать… Они понимают, что без сильной лапы, развитой интуиции и нестандартного ума в этом кабинете нечего делать. Обещай мне, что останешься…
Как я мог ему возразить? Воля умирающего — закон. Я кивнул:
— Обещаю, Семен Обусловович. Клянусь, что не покину ваш… наш народ. Клянусь своей волей и вашей бессмертной душой… Не беспокойтесь, я справлюсь!
— Не сомневаюсь, Агамемнон… — слабо кивнул усом старик. — И найди Золю. Не вини ее ни в чем. Он чиста пред тобою…
Последние слова Катерпиллера повергли меня в шок, и я на секунду забыл об умирающем. А когда пришел в себя, Семен уже испустил дух.
Вокруг гриба тут же выросли четверо здоровых часовых, которые парами стали по стойке смирно с обеих сторон покойного, а возле меня оказался тщедушный таракашка, который заорал пронзительным голосом:
— Отец наш умер! Да здравствует отец!
И в ответ прогремело многоголосое, нестерпимо громкое:
— Ура!.. Ура!.. Ура!!!
А я стоял и думал. Вот ведь, брат Агамемнон, как порой шутит госпожа Судьба. И что будем теперь делать с бегами? Молодой отец, клоп тебя побери.
Тараканы готовились к траурной церемонии, ответственность за которую я возложил на Федю, того мелкого шумного таракана, что объявил о смерти Катерпиллера и провозгласил начало моего правления. Тот был только рад услужить новой власти (мне), поэтому принялся за дело рьяно.
Я же, убедившись, что меня не подведут, отправился путешествовать по коридорам своих новых владений в поисках Золи. Меня терзали противоречивые мысли. Последние слова старика… Не вини Золю… Она чиста… Интересно получается, неужели я все не так понял? Может, вовсе и не занималась она с ним этим делом? Может, зря я так…
— Агам, — неожиданно донесся до меня знакомый голос откуда-то из темной ниши, которую я бы иначе, наверное, проскочил.
— Да? — встрепенулся я, почувствовав, как мороз сковал мои крылья.
— Агам… — словно эхо вылетело из темноты, — его… его уже нет?
Я пошел на голос и через несколько секунд почувствовал знакомый запах лосьона. Она…
— Нет, Изольда, его с нами больше нет… Прости…
— За что? — мне почудилось, что в ее голосе что-то треснуло, и вот-вот наружу хлынет поток соплей, смоющий меня в преисподнюю чувств.
— Так… — ответил я. — За то, что посмел сомневаться в тебе… В твоих чувствах…