— Лиама. Ты что же? Решила споить ракшей кардею?
Боюсь даже смотреть на правителя. Его сердитый тон расставляет всё по местам. Хвалить точно не будет, скорее, накажет. Хоть бы оставил в живых. Перебираю в голове все молитвы, облизываю пересохшие губы.
— Простите, — шепчу.
— Зачем ты это сделала, девочка? — грозно спрашивает Ашиль. — Ты пренебрегаешь моим гостеприимством?
— Простите.
Тогда он наливает ракшу в стакан. Леварец стоит между мной и цветами, свидетельством позорного провала. Черты его лица потяжелели, правитель раздосадован. Он явно сдерживается. В чёрных глазах вспыхивают золотистые точки. Страшно. Красиво. Зрелище завораживает и отвлекает от сути.
— Возможно… — растягивая слова говорит Ашиль, — я закрою глаза… на дерзкое оскорбление.
Молчу, сильнее втягиваю шею в плечи. Понимаю… Я должна быть смелее, сказать ему в лицо, что ракша не напиток для молоденьких девушек, а гостеприимством тут и не пахнет. Ему что-то надо, поэтому он такой… Слова рвутся из души, но застревают в горле. До сих пор помню о правилах и хочу жить.
— Пей! До дна!
Жёсткий приказ вынуждает. Подчиняюсь и опрокидываю залпом целый стакан. Огненная жидкость вливается в горло, обжигает всё, проваливается лавой в желудок, бьёт сразу в голову. Всё тут же расплывается перед глазами. Почти не чувствую, как пальцы господина впиваются в подбородок. Он поворачивает моё лицо.
— Молодец, Лима.
Внутри раскручивается ветряная воронка. Там настоящий торнадо. Мне дела нет до леварца, потому что сильно тошнит. Он ещё что-то спрашивает. Мычу нечленораздельный ответ, хочу сбежать, но силы куда-то пропали. Я пьяная. И съеденное мясо, ракша изливаются прямо из рта. Меня рвёт прямо перед собой. Лицо правителя искажается, он отшатывается. Искреннее отвращение фактически подписывает мне приговор. Убьют. Теперь точно убьют.
Дикий ужас сковывает сознание. Я закрываю глаза и куда-то проваливаюсь. Хотя понятно куда. Становится просто темно.
4
Просыпаюсь от жуткой вони. Пытаюсь отвернуть голову. Тщетно. Кто-то тычет мне гадким запахом прямо в лицо. Открываю глаза и вижу серокожую зену. Становится страшно. Вздрагиваю, но возвращаюсь на пол, не в силах сопротивляться давящей боли.
— Она очнулась, — говорит зена и, наконец, убирает тряпку. — Кровь стала чистой.
— Отправляйте её обратно, — грубый мужской голос распоряжается моей дальнейшей судьбой.
Это не голос правителя. Кто-то другой. Леварский солдат равнодушно выполняет приказ.
Прислушиваюсь к себе. Боли нет, всё спокойно. Значит, не били. От воспоминаний хочется провалиться под землю, ну или хотя бы спрятаться в тёмном подвале. Меня поднимают двое леварцев и под руки выводят из зала, чтобы спустя несколько минут бросить во флай.